Лямки упали вниз, обнажив совершенной формы грудь, похожую на две мраморные пиалы. Перламутрово-розовые соски вызывающе и маняще набухли. Тамина гибко повела бедрами, и платье соскользнуло, оставив её совершенно нагой. Не помня себя, Конан бросился к ней, подхватил на руки и покрыл её всю поцелуями — от маленьких, прелестной формы ушей, до изящных ноготков на пальцах ног. Никогда он не испытывал к женщине столь нежного и одновременно почти братского чувства, Это чувство было для него ново. В его душе вдруг проснулось то, о чём он даже не подозревал.
Он бережно уложил её на белый покров ложа и, в два приема сорвав с себя одежду, как подрубленный, рухнул с ней рядом, не в силах сдержать бившее через край желание. Тамина обнимала его, прижималась губами к шрамам на его лице и теле, орошая их слезами счастья, которого она ждала так долго, что уже боялась, что она его просто придумала. Но все оказалось так хорошо, так невыразимо прекрасно, и это не могло произойти по-другому.
Конечно, в её жизни были мужчины, и немало, но воплощение её полудетской мечты о Конане возбудило в них обоих такой прилив чувств, что они пришли в себя только тогда, когда лучи солнца заглянули в маленькое оконце её спальни.
— Может быть, мне бросить все и остаться здесь с тобой навсегда? — Конан не мог оторвать взгляда от прекрасного тела женщины, чуть порозовевшего от утреннего света.
— Да разве можешь ты задержаться на одном месте? — тихо засмеялась женщина, глядя на варвара немножко усталыми, но счастливыми глазами.
— А что, могу стать начальником стражи или вот купцом, например, — сказал киммериец, однако не очень уверенно, потому что в глубине души сам понимал неосуществимость того, о чём он говорил.
— Может быть, где-то и сможешь, но не здесь, в Туране. Ты ведь уже пробовал, помнишь?
— С тобой все забудешь, — со вздохом улыбнулся киммериец.
Он, к сожалению, хорошо помнил, чем закончилась его служба в туранской армии.
— Нет, мой капитан, — с еле уловимой печалью в голосе сказала Тамина, легко касаясь пальцами прядей его разметавшихся по плечам черных волос. — Нет, тебе уготована другая судьба. Не будем перечить воле богов и возблагодарим их за то, что мы с тобой все-таки встретились. А теперь я попробую узнать, что ждет тебя впереди. — Она грациозно, как газель, соскочила с ложа и направилась к небольшому алтарю, стоящему в глубине комнаты. Киммериец не мог оторвать глаз от её стройного гибкого тела.
Тамина зажгла маленькую лампаду, слабый огонек которой был почти невидим при ярком свете наступившего утра, посыпала розоватым порошком серебряную полированную пластину и поднесла её к пламени. Варвар, заинтересовавшись её манипуляциями, подошел и встал рядом.
— Садись вот сюда, — указала ему Тамина на маленький пуфик.
Конан повиновался. Тамина натерла ему виски чем-то пахучим и свежим, отчего у него слегка закружилась голова.
— Арсайя, из Вендии, — объяснила Тамина, производя плавные движения ладонями, как бы обволакивая его голову. — Тебе не мешает малость освежить память последних дней.
Она продолжала плавно водить ладонями, и в глазах киммерийца все поплыло, предметы стали терять свои очертания. Единственное, что он видел отчетливо, так это серебряную пластину, которую Тамина, держа прямо перед ним обеими руками, подносила все ближе и ближе к его лицу.
Неожиданно перед глазами киммерийца вспыхнул яркий синеватый огонь, будто сполох в темном предгрозовом небе, и он перестал что-либо ощущать. Он не мог сказать, сколько времени прошло, прежде чем он снова сумел собраться с мыслями и ясно различать предметы. Тамина, уже одетая, сидела рядом с ним. Когда женщина увидела, что варвар очнулся, она поднесла к его носу небольшой хрустальный флакончик. |