А когда мы умрем, наши души продолжат путь, свободные от всех оков. Мелкая зависть, досада, ненависть – все останется позади, и мы достигнем Истока.

Голос говорит: едем.

– Знала бы ты, сколько она мне стоила! – усмехнулся Рек, когда Вирэ опустилась у огня на камень, вся золотая в отблесках пламени.

– Она никогда не служила лучшей цели. Скоро поспеет твой кролик?

– Скоро. Ты простудишься насмерть, расхаживая полуголой в такую стужу. У меня от одного твоего вида кровь стынет.

– Странно! Не далее как утром ты говорил, что вся кровь у тебя бурлит при виде меня.

– Я говорил это в теплой хижине, где рядом была постель. Меня никогда не прельщала мысль любиться на снегу. Вот, я согрел тебе одеяло – держи-ка.

– В детстве, – проговорила она, заворачиваясь в одеяло, – мы бегали зимой три мили по холмам в одних туниках и сандалиях. Это очень закаляет. Правда, мерзли мы здорово.

– Раз ты такая закаленная, чего ж ты вся посинела тогда, в метель? – с беззлобной ухмылкой осведомился Рек.

– Из-за доспехов. Слишком много стали и недостаточно шерсти под ней. Впрочем, если б я ехала впереди, мне не было бы так скучно, и я бы не заснула. Ну, так готов он или нет? Я умираю с голоду.

– Он уже доспевает, мне сдается.

– Ты когда-нибудь готовил так кролика?

– Не то чтобы… Но все правильно – я видел, как это делается. Мех отваливается с глиной. Очень просто.

Вирэ это не убедило.

– Я выслеживала эту тощую тварь целую вечность. – Она с удовольствием вспомнила, как сбила кролика одной стрелой с сорока шагов. – Лук у тебя неплохой, только легковат немного. Это старый кавалерийский, верно? У нас есть несколько таких в Дельнохе. Теперь их делают из стали-серебрянки – они тяжелее и дальше бьют. Ох, умираю.

– Терпение улучшает аппетит.

– Смотри только не испорти его. Мне никогда не нравилось убивать животных. Сейчас, правда, я сделала это по необходимости – есть-то надо.

– Не уверен, что кролик согласился бы с твоим суждением.

– Разве кролики способны рассуждать?

– Не знаю. Это я так…

– Тогда зачем говоришь? Странный ты все-таки.

– Так, отвлеченная мысль. Разве у тебя их не бывает? Разве ты никогда не задаешься вопросом, откуда цветок знает, когда ему расти? Или как лосось находит дорогу в места нереста?

– Нет. Готово или нет?

– Ну а о чем же ты думаешь, если не прикидываешь, как бы ловчее убить человека?

– О еде. Готово наконец?

Рек поддел прутиком кусочек глины и поглядел, как она шипит на снегу.

– Что ты такое делаешь? – спросила она.

Рек выбрал камень с кулак величиной и разбил им глину, под которой обнаружилась полусырая, плохо ободранная тушка.

– Выглядит неплохо, – сказала Вирэ. – Что дальше?

Он потыкал палочкой дымящееся мясо.

– Ты в состоянии это есть?

– Разумеется. Можно позаимствовать твой нож? Тебе что отрезать?

– У меня еще осталась овсяная лепешка, и я, пожалуй, удовольствуюсь ею. Может, оденешься все-таки?

Они разбили лагерь в неглубокой лощине под прикрытием скалы. Впадина в камне, недостаточно глубокая, чтобы зваться пещерой, все-таки отражала тепло и неплохо укрывала от ветра.