– Что ж, будем трапезничать чем Леший послал, – заключил кот, снимая лист лопуха с пенька с медом, стоящего на столе. Медовый аромат перекрыл запах горелого и волнующе защекотал ноздри.

    Пока мы с Ивом доставали деревянные ложки и дубовые миски с кружками – единственную посуду, уцелевшую после избушковаляния, – кот вытащил из сундука какую-то пеструю ветошь и принялся деловито расстилать ее на столе.

    – Еще страшнее скатерки не нашлось? – не удержалась я.

    Кот обиженно сверкнул глазищами и уселся на скамью во главе стола. Мы с Ивом опустились на лавку сбоку.

    – Ну что, отведаем лесных угощений? – поторопила сотрапезников я, зачерпывая горсть малины и отправляя ее в рот.

    Ив последовал моему примеру. Кот не тронулся с места, глядя на нас голодными глазами.

    Несколько минут мы молча опустошали бересту с малиной и миски, наполненные медом, запивая сладость родниковой водой, после чего я с тоской протянула:

    – Эх, сейчас бы маминых щей!

    – И утку, запеченную с яблоками, – мечтательно добавил Ив.

    – А мне – сметанки, да побольше, да погуще! – властно велел кот, как будто диктовал заказ в ресторане.

    В то же мгновение ветхая скатерка взмыла вверх, словно расстилаемая невидимой хозяйкой, вместе с ней взлетела в воздух посуда и береста с малиной. Я рванулась было за берестой, испугавшись, что ягода рассыплется, да так и застыла: и посуда, и береста повисли в воздухе. Всего лишь на какое-то мгновение. В следующий миг скатерть уже вновь опустилась на стол, а на ней стоял серебряный поднос с уткой, запеченной до золотистой корочки. Посуда и береста, с которой не упало ни одной ягодки, плавно опустились следом.

    – Не верю своим глазам! – выдохнул Ив. – Утка точь-в-точь как в моем замке. А поднос! – Он ткнул пальцем в голограмму по краю: – Это же герб нашего рода!

    Я же в полном онемении смотрела на стоящую передо мной глубокую белую тарелку с розовым цветочком на краю. Эта тарелка была моей любимой, и она была полна наваристых ароматных маминых щей с фасолью.

    – Держи! – Щедрая ложка сметаны плюхнулась в мою тарелку, выводя меня из оцепенения. Я подняла глаза. Кот с наслаждением вылизывал остатки, прижимая к сердцу глиняную миску.

    Ив пожирал голодными глазами утку и, страдая от отсутствия столовых приборов, не решался ее попробовать.

    – Не стесняйся, – толкнула его в бок я. – Здесь все свои.

    – Отведай первый кусочек, – великодушно предложил он.

    Я хмыкнула: меньше всего рыцарь сейчас боялся отравиться. Ему просто надо подать пример! Я отломила кусочек нежного мяса и отправила себе в рот.

    – Мм… объедение!

    Ив, мгновение поколебавшись, придвинул поднос ближе и набросился на дичь, восторженно восклицая:

    – Эту утку мог приготовить только наш повар Стью! Я как будто домой попал!

    Я за обе щеки уплетала мамины щи. А ведь действительно – мамины! И тарелка моя, домашняя. Вот это скатерть-самобранка! Выпрашивая ее у кота, я рассчитывала на местную кухню, представляя каравай, каши, пироги, яблоки, квас, а скатерка каждого гостя его любимой едой угощает, из какого бы мира он ни явился. Ива потчует вессалийской пищей, меня – домашней маминой, кота – привычной деревенской.

    – А говорил, что нету скатерти-самобранки, – укорила я кота, отставляя в сторону пустую тарелку, которая тут же исчезла.