– Вы рассуждаете логично, милорд, – отвечал Дальгетти, – и caeteris paribus я, пожалуй, был бы склонен взглянуть на это дело вашими глазами. Но у нас на юге есть хорошая поговорка: «Словами репу не подмаслишь». Возвратившись на родину, я понаслушался разных разговоров и убедился в том, что честный воин может свободно принять в этой междоусобной войне ту сторону, которая покажется ему наиболее выгодной. «Верность престолу», – говорите вы, милорд. «Свобода!» – кричат по ту сторону предгорья. «За короля!» – орут одни. «За парламент!» – ревут другие. «Да здравствует Монтроз!» – провозглашает Доналд, подбрасывая вверх свою шапочку. «Многие лета Аргайлу и Ливену!» – кричит Сондерс на юге, размахивая шляпой с пером. «Сражайся за епископов!» – подстрекает священник в стихаре и мантии. «Твердо стой за пресвитерианскую церковь!» – восклицает пастор в кальвинистской шапочке и белом воротнике. Все это хорошие слова, прекрасные слова! Но чья сторона лучше – не могу решить. Одно могу сказать, что мне частенько приходилось драться по колено в крови за дела и похуже…

– В таком случае, капитан Дальгетти, – промолвил граф, – если вам кажется, что обе стороны правы, не будете ли вы так любезны сообщить нам, чем вы намерены руководствоваться при окончательном выборе?

– Два соображения решат дело, милорд, – отвечал капитан. – Во‑первых, которая из двух сторон будет более нуждаться в моих услугах; а во‑вторых – и это условие вытекает из первого, – которая из двух сторон лучше вознаградит меня за мои услуги. Откровенно говоря, милорд, в настоящее время оба эти соображения скорее склоняют меня на сторону парламента.

– Прошу вас объяснить, какие причины заставляют вас так думать, – возразил лорд Ментейт, – и, может быть, мне удастся выставить против них более веские доказательства.

– Сэр, – начал капитан Далыетти, – я не буду глух к вашим уговорам, если это окажется совместимо с моей честью и личной выгодой. Дело в том, милорд, что в этих диких горах собирается, или уже собрался, большой отряд шотландских горцев, сторонников короля. А вам, сэр, хорошо известны нравы наших горцев. Я не отрицаю, что это народ крепкий телом и стойкий духом, который умеет хорошо сражаться, на свой лад; но они воюют как дикари и о настоящей военной тактике и дисциплине знают не больше, чем древние скифы или американские индейцы наше! о времени. Они и понятия не имеют о том, что такое немецкий рожок или барабан, как поют сигналы:

«В поход!», «Тревога!», «На приступ!», «Отбой!», или играют утреннюю или вечернюю зорю, или отдают еще какую‑нибудь команду; а звуки юс проклятой скрипучей волынки, которые они сами якобы отлично понимают, совершенно непостижимы для слуха испытанного воина, привыкшего воевать по всем правилам военного искусства. Стало быть, вздумай я командовать этой ордой головорезов в юбках, никто бы меня не понял, а хоть бы и поняли, – судите сами, милорд, могу ли я рассчитывать на послушание этих полудиких горцев, которые привыкли почитать своих танов и предводителей, выполнять их волю и не желают повиноваться военному начальству? Если бы я, к примеру, стал их учить строиться в каре, то есть становиться в шеренги так, чтобы число людей в каждом ряду соответствовало квадратному корню всего числа людей, – что мог бы я ожидать в награду за сообщение столь драгоценной тайны военной тактики, кроме удара кинжалом в живот за то, что поместил какого‑нибудь Мак‑Элистер Мора, Мак‑Шимея или Капперфэ на фланге или в арьергарде, тогда как он желает находиться в авангарде? Поистине, хорошо сказано в священном писании: «Не мечи бисера перед свиньями, ибо они обратятся на тебя и растерзают тебя».