А человека — того, что вселял в него страх, он встретит еще один раз. И эта встреча опять перевернет его жизнь.

Висли спал в покинутой волчьей норе. Шум охоты заставил его насторожиться и замереть. Охота пронеслась совсем близко, тревожа лес шумом и близостью чьей-то смерти. Висли уловил знакомый запах и будто расслышал голос. Шерсть у пса на загривке вздыбилась: это враг! и он близко! Висли выбрался из норы и взял след.

Он легко нагнал охоту и теперь бежал чуть в стороне, прислушиваясь и принюхиваясь. Охота людей увлекла его злобным и бурным весельем, и он не хотел отставать.

Висли внимательно нюхал воздух, чуял все, что могло бы стать желанной добычей. Но собаки держались другого следа: он ошибался снова и снова. Ему пришлось почти слиться с охотой, чтобы понять: собаки шли по лосиному следу!

Где-то впереди охотничьи тропы сошлись. Звуки рога стали невыносимо громкими и исполнились злобного торжества. Собаки отчаянно лаяли, срываясь на хрип, люди кричали. Потом собачий лай стал стихать, а людские голоса слились в довольный гомон. Было ясно: цель достигнута и ярость охоты пошла на убыль. Ее звуки и запахи постепенно стихли. Лес все еще волновался, но уже не так сильно.

Висли осторожно подкрался к месту, где охотники завалили лося. Трава была измазана кровью. А в маленькой ямке кровь стояла, как вода после дождя. Висли принюхался: запах притягивал. Пес чуть помедлил, а потом припал к ямке и принялся жадно лакать. В его голове пронеслась неясная мысль, что этого делать не стоит: ни один обитатель Леса не покусится на лося. Лось — особенный зверь. Он не может быть чьей-то добычей.

Но кровь была свежей, и Висли не смог оторваться, пока язык не начал скрести по земле. Лосиная кровь ударила ему в голову: он потерял возможность двигаться и ощущать. Он утратил всякую бдительность — непростительная ошибка для бродячего пса — и улегся спать тут же, у ямки, не ища себе дополнительного убежища.

Разбудил вислоухого страх. Нет, не страх — смертный ужас. Такой же, какой он узнал при рождении. Ужас выползал из травы, из-под корней деревьев, рваной бахромой повисал на еловых ветвях. Ужасом был полон его живот. Ужас распирал изнутри его горло.

На краю поляны Висли увидел чужого пса. Точнее, не увидел, а угадал. Пес был темным, и контуры его тела едва выделялись среди других теней ночи. Зато глаза — красные, ярче свежей крови, — смотрели прямо на Висли.

Красноглазый был не из тех, кого вислоухий привычно боялся, кто был сильнее и вынуждал уступать дорогу. Красноглазый вообще не был зверем в понимании Висли: у незнакомого пса не было запаха. Нет, запах был, но это был не животный запах, а запах гари, обгоревшего дерева и прожженной земли.

Вислоухий попытался справиться с ужасом: оскалился и зарычал. Но красноглазый поднялся и двинулся на него — медленно и уверенно. Язык у него был влажный, и с него стекали крупные капли слюны. Висли попятился. Драка была невозможна. Следовало бежать. Скаля зубы, он стал отступать. Выискивая момент для прыжка в сторону, Висли чуть повернулся и тут же понял, что путь направо отрезан. Там тоже двигалась тень и светились красным глаза. А слева — еще две тени!

Вислоухий резко развернулся и бросился между тенями: бежать, бежать, бежать!

Он много раз преследовал дичь. Он много раз убегал. Но не так, не так! Красноглазые гнали его сквозь лес, не давая свернуть. Висли, умевший бегать, задыхался от страха.

Впереди показалась плешь.

Эти мертвые пятна на теле Леса Висли всегда обходил стороной. Так делал всякий зверь, так делала всякая птица, и даже мелкие склизкие твари никогда не решались приблизиться к пятнам вплотную.