Изменить размер шрифта - +

 

– Да; но только я все-таки не введу тебя в мою пещерку, а впущу тебя только войти в огородочку.

 

– Все равно, – для меня будет довольно и этого: лишь бы не съели меня звери.

 

Пустынник вытащил из частокола две плахи и, открыв лаз, впустил гетеру, не глядя в лицо ей, и опять задвинул лаз плахами, а ей сказал, чтоб она приютилась тут в этой загородке и не просилась бы далее в самую пещеру.

 

Гетера согласилась и дала ему обещание более его не беспокоить до утра, но едва прошло малое время и старец стал на ночную молитву, как она начала потихоньку постукивать в его дверь тонким пальчиком, а голосом нежно жаловалась, что ее одежды слишком легки, а ночь становится будто очень холодна, и вот она сильно зябнет.

 

Старец выбросил ей через оконце свое ветхое рубище и сказал:

 

– Вот тебе, окаянница, все, что у меня есть! Возьми это себе и помни, что больше теперь уже ничего для тебя нет! Укрой этим свою смрадную плоть и не мешай мне молиться.

 

Гетера его благодарила, и отбросив от себя прочь рубище пустынника, которое казалось ей столь же смрадным, как тому была смрадна ее плоть, – обещала быть спокойною и ничем более не нарушать его молений.

 

Но обещание это, разумеется, опять было неискренно, и спустя небольшое время, как только старец, начавший продолжать прерванную молитву, «устремил свой ум на высокая», беспокойная гетера опять начала к нему тихо стучаться и царапаться, напирая легким телом своим на узкую дверку его пещеры.

 

Старец смутился, потому что дверка, сколоченная его неискусными руками, была непрочна и во многих местах сквозилась.

 

– Что же еще нужно тебе, окаянница? – спросил старец.

 

– Ах, я ужасно претерпеваю! – отозвалась гетера. – Здесь на меня прыгают с земли аспиды! Ах, я несчастная! Это ужасно!

 

– Не бойся их: я помолюсь за тебя, и аспиды тебе ничего не сделают.

 

Но гетера горько расплакалась и говорила, что уже теперь страшно страдает, чувствуя опасный зуд от уязвлений, сделанных ей аспидами.

 

– Я буду молиться и об этом, – сказал старец; но она, как бы не внимая сему или не доверяя таинственной силе молитв, вскричала с болью и гневом:

 

– Нет, ты мне не то говоришь!.. Ты злой и гордый старик, или ты трус, над которым насмеется враг твой, дьявол, за то, что ты боишься бедной, слабой женщины и не хочешь прикоснуться своею святою рукой к моему страждущему телу и исцелить меня от укушения аспидов!

 

Старец ей ответил:

 

– Не прикоснуся! – И вложив в уши свои персты, начал качать головой и громко молиться.

 

Но как только гетера увидала, что он заткнул уши, то она так сильно застучала в дверь, что «все всколебалось», и старец невольно обратился к ней с вопросом:

 

– Теперь еще чтт тебе, окаянница?

 

– Я слышу, как ползут огромные змеи; вот они шуршат по траве, – вот изгибаются, чтобы проникнуть меж кольев, – сейчас они меня уязвят и обольют смертоносным ядом.

 

– О, если бы ты, окаянная, знала, колико ты сама для меня хуже всякой змеи, но вот на тебе мой посох, – он из такого дерева, которого змеи боятся. Возьми его и положи возле себя и спи. Когда посох мой будет возле тебя, змеи от тебя удалятся.

 

И подумал старец, что теперь уже все опасности для ночующей в ограде женщины предотвращены, и хозяину, и гостье, обоим можно мирно уснуть, каждому на своем месте.

Быстрый переход