|
Услышав подобное (а напомню, в пятнадцатом веке сочинения автора чаще декламировались вслух, чем читались с листа), современник Мэлори и Кэкстона сразу же понимал: ага, хитрован Утер замыслил свою интригу еще до того, как увидел прекрасную Игрейну. Если же слушатели проявляли недогадливость, то рассказчик мог и намекнуть аудитории — многозначительным поднятием брови, подмигиванием или особой интонацией. А что делать нынешним читателям, которые имеют перед глазами только напечатанный текст? Их приходится информировать в вербальной форме, то есть посредством слов. И мне удалось избавиться от страха перед лишними словами. Я нисколько не сомневаюсь, что множество пробелов в тексте, которые ныне бросаются в глаза, в пятнадцатом веке заполнялись рассказчиком при помощи пантомимы. Мне же, автору современного романа, ничего не остается делать, как воспользоваться единственным доступным мне средством. И теперь я уже не боюсь вставлять свои пояснения (и добавления) в исходный роман Мэлори. И справиться с этим страхом помогли мне вы, мои друзья и соратники — вы, Элизабет, Чейз и профессор Винавер.
Как бы то ни было, а я приступил к написанию книги и чувствую себя в высшей степени свободно и комфортно. До тех пор пока не завершатся работы по обустройству моей новой мастерской, я работаю в гараже, и это хорошо. Не устаю благодарить Бога за то, что он создал Большой Оксфордский словарь. Глоссарий никуда не годится, но сам словарь — величайшая книга на свете! Мне, что ни день, приходится прибегать к его помощи. И результаты налицо: там, где Мэлори использует два одинаковых по значению прилагательных, я довольствуюсь одним. Для меня это очень важно, ибо, с одной стороны, я вынужден расширять текст, а с другой — хочу сократить его до размеров, приемлемых для современного глаза и уха. Вы только вслушайтесь в эти слова: «…и повелел ему явиться и привезти с собой свою жену, ибо о ней говорили, что она прекрасна собой и замечательно мудра, звали же ее леди Игрейна». Возможно, это звучит чарующе, но для современного человека гораздо естественнее сказать: «…и велел привезти с собой жену — леди Игрейну, которая славилась не только своей красотой, но и премудростью». Искренне надеюсь, что подобная переделка не покажется актом вандализма. Я считаю, что она не затрагивает содержания: последнее остается столь же верным и хорошим, как прежде, но благодаря моему методу избавляется от ненужных покровов, традиционных для пятнадцатого века. Если бы еще вся история (а вернее сказать, истории) была бы изобретением пятнадцатого века. Так ведь нет же! Мэлори взял сочинение Кретьена и переписал его для своего времени. Но если он поступил таким образом, то почему я не могу переписать самого Мэлори, адаптировав его к нашей эпохе? Кстати сказать, то же самое сделал до меня Теннисон, когда в угоду деликатной викторианской публике удалил все жесткое и грубое, что было в «Смерти Артура». Что касается современных читателей, их грубостью не испугаешь. В своем романе Мэлори избавился от многократных повторов, которыми грешили французские книги. Я же, со своей стороны, считаю необходимым убрать большую часть повторов, которые остались у Мэлори. Я намереваюсь и впредь посылать вам подобные письма. Это гораздо лучше, чем просто записывать мысли в дневник, поскольку письма адресованы конкретному человеку. Надеюсь, вы сохраняете все мои послания? В будущем они послужат базой для моего предисловия.
ЭРО И ЧЕЙЗУ Нью-Йорк, 11 июля 1958 г. Какое облегчение! Теперь, когда моя маленькая хижина готова, я могу держать все словари под рукой и не бегать за каждым словом в дом. Нет, на самом деле все было не так уж плохо. Просто я неважно себя чувствую, вот и ворчу. Сейчас примусь за работу, и все хвори как рукой снимет. Я очень правильно поступил, рассматривая и самую тяжелую часть тоже. Там, где Мэлори пытается запихнуть все в одну корзину — действия и генеалогию, прошлое и будущее, героев и обычаи, — я пытаюсь, насколько это возможно, рассортировать материал. |
