Как много здесь намешано! В подобных случаях я всегда теряю обычную сдержанность и осторожность. Не думаю, чтобы я осторожничал или проявлял вежливость, если бы оказался в таком положении и лишился всего, что имел Мерлин. А он имел очень многое! Сейчас, в самом начале, я испытываю потребность работать медленно и тщательно, чтобы, не дай Бог, не упустить чего-то важного из сказанного автором. Надеюсь, со временем, когда я продвинусь вперед, дело пойдет быстрее.
Еще мне хотелось бы обсудить образ Артура. У меня не вызывает никаких сомнений, что Мэлори воспринимает его как героя. Но, кроме того, это еще и король, помазанник Божий. И последнее качество вносит элемент отчуждения в позицию автора. В эпоху Мэлори бытовало убеждение, что король имеет полное право творить что захочет, пусть даже откровенную несправедливость. Если он поступал неправильно, то в этом усматривали вину его советников. И это не простая декларация — в пятнадцатом веке так оно и было! Но если король не мог поступать неправильно, тогда ни о каком раскаянии (или сожалении) говорить не приходится. Тем не менее Мэлори вводит в свой роман тему греха. Я имею в виду эпизод, когда Артур вступает в кровосмесительную связь со своей сводной сестрой и тем самым навлекает на себя злой рок. Мы видим, что в ряде более поздних историй Артуру отводится чисто номинальная роль этакой Шехерезады. Однако не стоит забывать, что, помимо этого, он являлся душой рыцарского братства. Полагаю, над этим можно поработать. Мне кажется вполне естественным, что Мэлори как автора книги более интересовали живые люди со всеми их слабостями и пороками, люди, способные допускать ошибки и даже совершать преступления. Нас всех больше привлекают пороки, нежели добродетели. Однако, боюсь, современный читатель недооценивает, какое значение придавал Мэлори королевскому статусу. Элизабет считает необходимым это подчеркнуть, и особая роль отводится окружению Артура. По сути, он являлся основанием, базисом для этого окружения. Оно не могло существовать без своего короля, и тот факт, что оно фактически распалось со смертью Артура, только доказывает данное утверждение. По-моему, все достаточно просто. Но почему же тогда никому не удалось правильно прочитать Мэлори? С течением времени я все более укрепляюсь в мнении, что никто из нашей ученой братии вообще не читал его, по крайней мере, в нужном ключе — то есть стараясь понять, что автор имел в виду и что хотел донести до своих слушателей. Я могу бесконечно распространяться на эту тему. И, пожалуй, так и буду поступать впредь, поскольку считаю это чрезвычайно полезным. В ходе подобных размышлений я уясняю для себя важные вещи, которые требуют объяснения. Чем глубже я вникаю в тему, тем более полезным мне видится такой подход. Это все та же проблема простых вещей, многие из которых остаются непонятыми (а, возможно, и не могут быть понятыми) в наше время. Взять хотя бы ту же доминанту благородного происхождения — мне кажется, здесь есть над чем поработать. Ведь в ту эпоху безусловно считалось (и это не подвергалось сомнениям), что люди низшего сословия — существа какого-то иного сорта, вроде коров или другого домашнего скота. И дело тут не в снобизме — просто тогда так жили и мыслили. Ну, ладно, оставим пока эти рассуждения и вернемся к работе.
ЧЕЙЗУ
Нью-Йорк, 14 июля 1958 г.
Большое спасибо за Ваше доброе письмо и за книги, которые Вы присылаете. Мне кажется, что книг много не бывает.
Я намереваюсь и впредь отправлять вам с Элизабет подобные письма. Считаю, это очень полезно — оформлять свои размышления по поводу работы в виде писем. Вы со мной согласны?
ЧЕЙЗУ
Нью-Йорк, 28 июля 1958 г.
Я всегда был немного невнимательным, но вот упрекнуть меня в неблагодарности никак нельзя. Книги, которые Вы мне прислали, просто восхитительны. Здесь все пребывает в таком беспорядке, что я совсем уже запутался и потерялся. Сегодня рабочие планируют взяться за мою мастерскую. |