|
Однако позже переменил свое мнение и начал писать в расчете на восприятие своих современников. То есть я хочу сказать, что его роман ориентирован на английский ум и английские чувства. И в результате создал великое произведение! Его проза была понятной и приемлемой для людей пятнадцатого века. Сами истории и взаимоотношения между героями кочуют из поколения в поколение, они остаются бессмертными. Но вот писательский метод, авторские интонации меняются. Читатели двенадцатого столетия были бы неспособны воспринять литературную форму пятнадцатого века, им все было бы чуждо — и интонации, и фразеология, и грамматическая структура предложения. Так и сейчас: предложения стали короче, речь лаконичнее. Как ни странно, но перед Мэлори стояла та же самая проблема: он тоже был вынужден черпать информацию из стилистически устаревших средневековых источников. И мы видим, что по мере того, как автор обретает уверенность, его предложения укорачиваются, а манера изложения становится более сжатой — в точном соответствии с требованиями эпохи. Кроме того, он считает нужным прояснить некоторые туманные места. И это именно то, что я сам намереваюсь делать — избавиться от устаревшей формы. То есть полностью сохранить содержание и существенные детали, но выразить их привычным для нашего времени языком.
Между прочим, удивительное дело! Стоит набраться смелости и отбросить ограничения, накладываемые стилистическими канонами пятнадцатого века, и тут происходит интересное: все истории раскрываются во всей полноте и ясности. Такое впечатление, будто кто-то достал древние сокровища из сундуков, отряхнул с них пыль и выложил на стол — и вот уже они засияли и заиграли красками. Подозреваю, что большая часть нашей ученой когорты навряд ли согласится с таким подходом к средневековому произведению. Но выдающиеся люди — такие как Винавер и Бюлер — поймут и одобрят мой метод. Им наверняка понравится роман, потому что это подлинный, настоящий Мэлори, хоть и переписанный мною. Это не то, как он писал в пятнадцатом столетии, а то, как написал бы, живи он в наше время. Могу пояснить свою мысль на примере использования различных слов. Возьмем, к примеру, слово worship и рассмотрим его трансформацию на протяжении веков. Это старинное английское слово worth-ship, которое изначально означало «почет, преклонение, признание превосходства». Вы чувствуете — человек пре-восходит свое окружение! То есть он признается великим, возвышается над всеми благодаря каким-то личным заслугам, необыкновенным поступкам или чертам характера. Это признание не передавалось по наследству, оно принадлежало исключительно объекту worship, тому самому носителю пре-восходства. Постепенно, начиная с тринадцатого века, понимание слова смещается в сторону религиозного контекста и все чаще употребляется в значении «преклонение перед Богом, богослужение». В результате сегодня оно полностью утратило свой первоначальный смысл и стало, как правило, означать «культ, отправление церковных обрядов». Фактически слово worship в его изначальном значении исчезло, его место заняло слово honor (честь, благородство, добрая репутация) или даже лучше — renown (слава, известность). Вот тоже интересная эволюция слова. Когда-то давно renown переводилось как «переназывать», то есть давать новое имя в соответствии с выдающимися личными заслугами человека. Теперь же оно означает «прославление, почитание» — но тоже в связи с какими-то личными достижениями. С нашим исходным worship его объединяет и тот факт, что слава, как известно, принадлежит ее обладателю и не передается по наследству. Я просто пытаюсь объяснить суть моего эксперимента. Пока все складывается просто замечательно. Я настолько проникся темой, что предстоящая работа уже больше не пугает. Хочется сказать еще вот о чем. История, над которой я работаю, требует определенных пояснений. Например, в тексте у Мэлори сказано: «Раз послал король Утер за этим герцогом и повелел ему явиться и привезти с собой свою жену, ибо о ней говорили, что она прекрасна собой и замечательно мудра, звали же ее Игрейна». |
