В моем сердце живет надежда, что в Авалоне я смогу соприкоснуться с неизведанной стариной, куда более древней, чем мои приобретенные знания. И что соприкосновение это послужит трамплином к новым достижениям. Знаю, звучит самонадеянно, но что поделать: надежда, о которой я говорю — это все, что у меня есть к настоящему времени. Я отчаянно хватаюсь за каждую соломинку. К примеру, надеюсь, что смогу обрести некое новое мироощущение — свежее, неразбавленное. Кто-то, возможно, скажет, что я сражаюсь с химерами, а мои главные враги — старость и усталость, но я так не думаю. Мне кажется, дело в той неразберихе, которая воцарилась у меня в мозгах. Или, если хотите, можете назвать это конфликтом взаимоисключающих интересов. И в результате все они подталкивают к неудаче, в которой никто не будет виноват, кроме меня самого. Я мог бы отдать предпочтению одному из притязаний, если бы оно было достаточно сильным, а так… Возможно даже, что сейчас я стал более, чем когда-либо, уважать свое писательское ремесло, поскольку осознал его огромность и собственную ограниченность на его фоне. Битники и «сердитые молодые люди» просто пытаются расширить наше трехмерное пространство и прибавить к нему еще одно измерение — скорость. Идею свою они почерпнули у чистых математиков-теоретиков, которые доказывают, что четвертое измерение существует и представляет собою не что иное, как время. Однако — поскольку речь идет о временных отрезках и их протяженности — вовсе не обязательно вести речь о скорости, быстроте. Правильнее уж, наоборот, говорить о каких-то ощутимых по длительности интервалах, которые требуют особого языка. Его еще не существует, битники только работают над его созданием, и они вполне могут добиться успеха. Измерение времени независимо от солнца, луны и земного года — это сравнительно свежая идея. Юлий Цезарь, который претендовал на происхождение от богини Венеры, имел в виду не какое-то отдаленное родство. Фактор световой скорости и понятие абстрактной дали — все это связывает работу, как их, так и мою. Если говорить о предстоящей поездке, то я прекрасно осознаю: чтобы сдвинуться с мертвой точки, мне вовсе не обязательно ехать в Сомерсет. Все необходимое для работы можно найти и здесь. Слава Богу, я не настолько дурак, чтобы этого не понимать. Если я и надеюсь что-то обрести в Англии, это не взрыв (взрыв меня ждет дома), а скорее спусковое устройство, при помощи которого можно взрыв спровоцировать. Именно там — на древних равнинах Корнуолла и в прибрежных дюнах; в шахтах, где издавна добывались олово и свинец — я надеюсь найти какой-то путь, подход, может быть, символ. Помнится, один старик с горы Святого Михаила объяснял мне, что у него нет проблем с пропитанием — он просто выходит лунной ночью в лес и ставит силки на кроликов. «Вот и обед готов, сэр!» Тамошние жители вполне нормально воспринимают подобные рассказы, они с рождения живут среди невидимой магии. Может, это и станет моим долгожданным спусковым крючком? Не знаю. Не исключено. Остается только надеяться, что в противном случае — если чудодейственная подсказка не отыщется — я достаточно быстро это пойму. Очень не хотелось бы ломиться в двери, которые никуда не ведут. А Вы, пожалуйста, верьте, что я не просто копаюсь в обломках прошлого — я ищу в них свое будущее. И это не ностальгия по безупречному совершенству. Я ищу не давным-давно умершего короля, а спящего Артура, который рано или поздно проснется. А коли уж он спит, то спит повсюду — не только в корнуолльской пещере. Именно это я и пытаюсь долгое время сказать.

Хочу, чтобы Вы понимали: свое путешествие на юг Англии я воспринимаю столь серьезно потому, что для меня это больше, чем просто путешествие. Важность представляет не только время или среда. Я все время помню, что у любого путешествия два конца.