В глаза сразу бросилось клеймо беглеца. Как и мозоли на руках, косвенно свидетельствовавшие о тяжелом физическом труде.
Рыжий видимо смекнул, что мне ни о чем не говорит имя Мантула, что было правдой.
— Ты не местный, да? — просипел он.
Я подметил, что беглый косит на один глаз, что придавало ему жутковатый вид вкупе с остальными атрибутами в виде выбитых передних зубов.
— В этой дыре я несколько дней.
— Понятно, Мантул самый известный в Сицилии бродячий ланиста, — он будто показывая свое пренебрежение сплюнул себе под ноги сквозь щели в выбитых зубах.
— Этот сын волчицы имеет школу гладиаторов, одну из лучших в Сицилии. Он колесит и дает… выступления, зарабатывая деньги на таких как мы.
Я никак никак не отреагировал внешне. Новость конечно была откровенно дрянной, но плюс минус именно об этом я и подумал впервую очередь, когда нас начали проверять по боевой части. Ни на каменоломнях, ни в полях, ни еще где такой навык, как владение оружием, попросту бы не пригодился. В остальном все понятно — если и пронимать восстание, то самыми опасными ублюдками во всей Республики будут именно гладиаторы. А, судя по тому, что «цирк» бродячий, меня хотят убрать подальше, чтобы не нашлось способных меня опознать.
Кстати, пренебрежение рыжего невольника у играм было более чем обоснованным. Гладиаторские игры изначально проводились как тризна по умершему у этрусков. Те считали, что благодаря играм человек (мертвый) будет счастлив, наблюдая за сражениями. И те, кто брал на себя тяжелую ношу, удостаивались высокой чести. Но вот римляне этот обычай как всегда переиначили на свой лад. Из благородного и уважаемого дела, бои превратились в зрелище, а сами гладиаторы стали презираться. А еще бои стали эффективным инструментом борьбы римских политиков за власть. Я хорошо помнил, что всего через два десятилетия, в Риме был принят закон, запрещающий претендентам на магистерские должности устраивать такие игрища.
Пока я погрузился в размышления, прошло около получаса. Потом к нам вернулись продавец и старик. Первый заметно покачивался, выпив сверх меры. Тяжелая, забитая серебром сумка перекочевала с пояса старика на пояс продавца. Старик же держал в руках восковую досочку, в которой была закреплена сделка.
— Приятно иметь дело с таким замечательным торговцем, — слова старик подтвердил крепким рукопожатием. — Сейчас приведут остальных и уходим.
Охранники взяли невольников в кольцо, став с четырех сторон, и наша «делегация» прошла прочь с рабского рынка. Я сначала думал, что старик тоже пойдет пешком, но прибыли носильщики, тащившие его на собственном горбу чуть правее от нас. Признаться, я думал, что рабов тоже повезут, хотя бы если исходить из банальных требований к безопасности. Я ловил на себе взгляды и перешептывания от мимо проходящих людей. Никто даже не удосужился снять меня дорогостоящий господский наряд. С другой стороны, вряд ли старик это не понимал, а значит делал все сознательно. Хотя повторю, по мне давать понять рабам, что я сам некогда был рабовладельцем — так себе легенда для внедрения. Однако последовавший разговор с рабами все же внес некоторую ясность в происходящее.
— Ты гражданин, да? — увидев реакцию на меня прохожих сицилийцев, осведомился рыжий.
— Был, — я не стал отрицать очевидного. — Но выступил против… и чем это закончилось ты теперь видишь.
— Уважаю, — рыжий отрывисто кивнул и задумался о чем-то своем. — Ты, наверное, готов выгрызть глотки этим мерзавцам…
— А ты кто? — вторую часть утверждения я пропустил мимо ушей и никак комментировать не стал.
Рыжий несколько минут молчал, косясь на охранников, чтобы те не подслушали разговор. Дождавшись удобного момента, он зашептал.
— Я ветеран, бывал на нескольких континентах, всю жизнь служил у Гая Мария, но потом сделал глупость из-за которой меня продали в рабство. |