Ричард никак не прокомментировал услышанное. Лиз еще больше смутилась. Она нервно сложила руки на груди и, чтобы нарушить затянувшуюся тишину, поинтересовалась:

— Что, Пат уже распаковала свои пожитки? — Потом без перехода заявила: — Пойду-ка посмотрю, не забыла ли она чего-нибудь в. Нашем старом доме.

Ричард спокойно заметил:

— Девочка прекрасно справляется сама, не стоит ей мешать обживаться на новом месте.

— Ладно, — тут же согласилась Лиз. И опять повисла тишина. — Через пару минут я буду внизу. — Она как бы вежливо предлагала ему покинуть ее на время.

— Это ваш этюдник? — Ричард взглядом показал на ящик, стоящий у стены. — А можно мне глянуть на ваши работы?

Упаси Бог! Только не это! — молнией пронеслось в ее голове. Но она тут же осудила себя: каждый художник должен быть готовым к публичной демонстрации своих работ. Лиз кивнула в знак согласия. Она придирчиво наблюдала за тем, как Ричард решительно вынимал из большой папки один лист за другим и изучал то, что на нем изображено. Потом он задал вопрос, не глядя на смущенную художницу.

— Я слышал, что творческие натуры весьма чувствительны к критике. К вам такая оценка тоже подходит?

— Да, это так и вообще, и в частности. Поэтому можете спокойно приврать, оценивая мои труды. — Лиз слегка покраснела.

— Признаюсь, я ожидал от вас чего-то более абстрактного…

— О нет, я предпочитаю реалистическую манеру. Вокруг нас столько прекрасного, зачем же пытаться искажать реальность?

— Верно, ничего искажать не стоит в принципе.

Ричард бережно уложил этюды назад в папку. Потом выпрямился и засунул руки в карманы. Девушка в очередной раз осознала, что его присутствие волнует и пугает ее. Слишком ощутима была для нее его мужская суть.

— Мне нравятся ваши работы, — отметил он задумчиво. — В них есть, как бы это точнее сформулировать, заряд своеобразной нервной энергетики, что скорее всего отражает ваше мироощущение. Признайтесь, вы сами когда-нибудь одевались так, как изображенная вами женщина? У меня такое ощущение, что за этим рисунком стоит какая-то скрытая внутренняя жизнь, которую вы не хотите полностью открыть зрителю.

— О чем это вы?

В этом возгласе прозвучал испуг: Ричард сумел понять то, что она, с одной стороны, хотела скрыть от своих зрителей, а с другой, мечтала до них донести. И странный диалог их, когда каждый говорит вроде бы на своем языке, но, тем не менее, оба понимают друг друга с полуслова, продолжился.

— Броские цвета в обыденной жизни, как я заметил, вам не свойственны. А в ваших сюжетах они налицо. Значит, согласно Фрейду, это ваше подавляемое «я». Так что же вам надо в действительности?

— Не знаю, никогда серьезно не думала об этом. Конечно, каждый творческий человек выражает себя в своих произведениях… — Лиз резко оборвала себя: ей не хотелось продолжения разговора в этом направлении.

— Не молчите! Мы затронули очень любопытную тему.

Гленн подался к девушке, что незамедлительно повергло ее в панику. Лиз было мучительно приятно, что это мужское тело так осязаемо близко, что она ощущает все исходящие от него импульсы.