Поначалу Никиту это напрягало. У себя на работе, а потом и дома он привык есть быстро, поскольку времени не было. А спроси через час, что ел, так и вспомнить не всегда мог.

После обеда, когда кухарка убрала посуду со стола, Куприян попросил Никиту задержаться.

— Просьбу я твою, Никита, исполнил. Избу можно хоть сейчас смотреть.

— Отлично!

— Только знаешь… Одёжа у тебя не нашенская, да и головного убора нет, выглядишь как чужеземец. Ты нормальную одёжу купи — вот как на мне. Рубаху, порты, на голову что-нибудь. А хочешь — вместе пойдём, помогу подобрать.

— Я не против.

Вдвоём они направились на торг. Рубаху купили шёлковую, лазоревую. Штаны буквально безразмерные, под любое телосложение, они только на гашнике держались. Гашник — верёвка такая, вроде пояса, которую можно подтянуть и завязать. Ну и головной убор взяли в завершение — из толстого сукна, колпаком называли его.

Переодевшись, Никита сразу на местного стал похож — не отличить. Свою одежду он связал в узел. А вот поменять кроссовки на короткие сапожки, которые предлагал взять Куприян, отказался. Местная обувка — вся, без различия — что на левую ногу, что на правую. В своей удобнее и привычнее, и в глаза не очень бросается.

Они прошли к избе. Куприян достал ключ, отпёр замок и распахнул дверь.

— Заходи!

Изба оказалась неплохой. Три комнаты, деревянные полы, печь — даже кухня. Но готовить тут Никита пока что не собирался. И место у избы удобное. В квартале — шумный торг, по другую сторону — храм. Куда ни пойди, мимо не пройдёшь.

Удобное положение избы Никита сразу оценил. Успенский собор — главный храм Владимира в то время, службы многолюдны, богомольцы мимо избы по-всякому идти будут. Только вывеску какую-то сделать надо. Видел он в городе уже — то крендель у булочной, то ножницы над входом к цирюльнику. Правда, вывески невзрачные, художник явно без таланта. И что занятно: на вывесках только рисунки, чтобы и неграмотный человек мог понять. Тогда что ему отобразить? Никита задумался.

Куприян кашлянул:

— Прости, купец, задумался.

— О чём?

— Вывеска у входа нужна — вот как у булочной.

— Сделай.

— Самому? — удивился Никита.

— Зачем самому? Попроси монахов-иконщиков. У них и краски есть, и навык. Полагаю, недорого возьмут, чай, не икона.

— Только не знаю, что изобразить?

Тут и Куприян задумался.

— В городе-то вывески у лекарей есть?

— Только у повивальной бабки младенец изображён. А у других — нет ничего, да где они живут, народ и так знает.

— Нет, так не пойдёт.

— Тогда иди в монастырь, к иконописцам. Может быть, они подскажут.

Никита так и сделал — тем более что Рождественский монастырь был недалеко. Куприян отправился домой, а Никита — в монастырь.

Иконописная мастерская располагалась в отдельном здании. Здесь пахло красками, за столами над досками корпели монахи. В это время иконы писались ещё для церквей на выдержанном сухом дереве.

На вошедшего никто не обратил внимания, и Никите стало неудобно: монахи делом заняты, а он с вывеской. Может быть, какими-то из этих икон люди будущего в музеях или в храмах любоваться будут.

Он уже собрался развернуться и уйти, как сидевший за ближним столом монах поднял голову. Никита думал — отругает, чтобы не отвлекал, но монах ободряюще улыбнулся:

— С чем пожаловал, гость? Икону для дома хочешь?

— Мне бы вывеску сделать…

Монах удивился.

— Иди к старшему, вон он в углу сидит.

Никита подошёл, поклонился и изложил свою просьбу.

— Вывеска тебе для чего надобна? Небось, народ пьяным зельем дурить будешь? — нахмурился монах.