А дворник был в полудреме:

– Да, да, да… Дрались они все… Ну и, понятное дело, матерились… все… Кто ж их разберет – кто к кому пристал?… Не наше это дело… Мое дело – в свисток посвистеть, милиция разберет… А вы тута все люди грамотные, образованные, властью назначенные, вы все по справедливости и разберете… Однако тощий этот здорово их отделал… Злой, видать, парнишка, в драке умелец…

Тихонов спросил у Овечкина:

– А вы, юноша, откуда и куда путь держали?

– Я тоже из Даева переулка вышел, дом семь, со стройки. Монтажник я, – ответил он тихо.

– Монта‑а‑жник! – протянул дежурный. – Финку носит. Под пиджаком была…

– Ах, так даже! – сказал я. – Что же, придется оформлять…

– Где финка‑то? – спросил Тихонов у дежурного. – Покажите, я ведь тоже любопытный.

Дежурный кивнул на сверток: в носовой платок утянуты ключи, документы, тощий бумажник, ледериновый футляр с финкой – тоненьким анодированным ножичком с пластмассовой ручкой.

– Ваша? – поинтересовался Тихонов.

– Моя, – упрямо крикнул парень.

– А зачем же вам финка? – спрашивает Тихонов.

И тут выдержки у парня не хватило, он отбросил свой неприступный вид и дрожащим голосом сказал:

– Да разве вы не видите… товарищ?… Какая это финка? Это же сувенир, бумагу резать, мне девушка подарила…

Я подошел к Тихонову, отозвал его в сторону и негромко сказал:

– Это действительно никакая не финка. Просто дежурный, наверное, не слышал о существовании ножей для бумаги…

– Да, – кивнул механически Тихонов.

– Но это не имеет значения. Я не знаю, что непонятного усмотрел в этом случае Севергин – дело ясное, как репа. Чистая «хулиганка», двести шестая, часть вторая. Их надо отправить в КПЗ, а дело возбудит завтра райотдел…

Тихонов поднял на меня взгляд, и, когда мы стояли вот так в упор – глаз в глаз, – я понял, что он сильно стал меня не любить. Но это, в общем‑то, его дело. Видит Бог, я к нему по‑прежнему отношусь хорошо.

– Это не чистая «хулиганка», – сказал медленно Тихонов. – И не все тут ясно, как репа…

– Что же тебе не ясно? – спросил я терпеливо.

– Мне не ясно, как они могли просить прикурить у Овечкина, когда он не курит… – Он ткнул пальцем в протокол, потом отвернулся от меня, вышел из‑за барьера, уселся на стул против всей четверки, и, кабы не их разбитые физиономии, не милицейский казенный интерьер, можно было бы подумать, что встретилась компания старых знакомых на бульваре, присели ненадолго, чтобы спокойно обсудить итоги футбольного чемпионата или новые тарифные расценки на строительно‑монтажные работы. Черт его знает, может быть, он прав – может быть, ему и надо заниматься только этим делом?… – Итак, уважаемые уличные бойцы, вы совместно учинили нарушение общественного порядка, именуемое в законе хулиганством. Вам это понятно?

– Понятно… понятно… понятно… – вразнобой ответили «бойцы».

– Мы имеем пять, в общем‑то, согласованных показаний против одного о том, что некий Овечкин пристал на улице к троим и жестоко избил их. Правильно я излагаю?

– Правильно, – загудели трое, и свидетельница поддакнула, и дворник закивал.

– Существуют два пути дальнейшего развития ваших отношений. Первое – уголовное следствие и суд. Второе – вы просите друг у друга прощения, миритесь и подвергаетесь штрафу в административном порядке.