— Любопытно, — произнес Анзу.

— Объясни, — напряженно бросил Алан.

— Да так, пустяки, — отозвался Анзу. — Просто эта метка, — он кивнул в сторону Алана, — и метка того птенца — дело рук одного круга. Круга Обсидиана. Больше того, одного демона.

— И что это значит?

— Ничего особенного, — ответил Анзу. — Но если ты согласишься, я смогу наложить на тебя одну из меток мальчишки. В итоге у вас обоих будет по метке второго яруса, а значит, кому-то придется умереть. Если вы отловите и лишите жизни двоих колдунов Обсидианового Круга, то сумеете спастись. Для мальчишки нет иного шанса, но тебе придется сильно подставиться. — Анзу небрежно повел рукой сквозь огонь. Ник почти разглядел птичьи когти. — Забудь. Считай, что я этого не говорил.

— Погоди, — спохватился Алан.

Ник сотню раз передавал брату свой голос и никогда не жалел об этом. Ему даже было спокойнее, когда Алан говорил от лица обоих. Теперь, однако, Ник не смолчал бы, но в горле запершило то ли от дыма, то ли от самой потери речи. Тяжело шевеля губами, ворочая языком, напрягая до боли связки, он понял, что не может ничего сказать — как раз в тот миг, когда слова были так нужны.

Зато у Мэй голоса никто не отбирал. Она посмотрела на Алана и сказала:

— Пожалуйста…

Ник знал, что пока он в круге, Анзу разделяет часть его чувств. И хотя он не проронил ни звука, да и лицо, как всегда, почти ничего не выражало, при словах Мэй Анзу смотрел исключительно на него. Ник почти улавливал злорадство демона.

«Нет!» — думал Ник, всем телом исторгая этот призыв.

Ему хотелось прокричать что было мочи: «Нет!!!»

Алан кашлянул и ответил:

— Я согласен.

Все так же насмешливо глядя на Ника, Анзу протянул сквозь огонь свою длань, похожую на птичью лапу, и трижды вонзил коготь в ногу Алана. На глазах Ника демон запечатлел на его брате метку второго яруса — символ смерти.

Глава шестая

ОХОТА НАЧИНАЕТСЯ

Едва погас огонь, едва демон растворился в дыму, как Ник одним прыжком перемахнул линию круга, подлетел к Алану и схватил его за грудки, одновременно срывая с шеи амулет переговорщика. На коже у Алана осталась красная ссадина. «Ну и поделом», — в ярости подумал Ник.

Он раздавил табличку ногой и тут же почувствовал, будто прокусил язык до крови и она наполняет рот, заливает горло. Это была не кровь — к нему возвращался голос.

Только говорить уже было нечего. Дело сделано.

Он оттолкнул Алана, и тот, пошатнувшись, наступил в пепел за смазанным узором круга. Будь толчок посильнее, Алан упал бы, и тогда Ник не сдержался бы и пнул лежачего.

Зеваки, собравшиеся посмотреть танец, теперь стояли и пялились на них, как кучка идиотов. Правда, даже у них хватило мозгов не вмешиваться. Когда Ник, рвя и меча, ринулся в лес, они рассыпались перед ним, как стая воробьев. Он углублялся в самую чащу, только бы не слышать ярмарочного гомона, не видеть огней. В кронах шумел ночной ветер, ветки хлестали Ника по лицу. В глазу защипало, по щеке побежала горячая струйка.

Ник вытер скулу и увидел багровый размазанный след на костяшках пальцев. Кровь даже в темноте полыхала красным. Скорее бы жар-плод прекратил действовать. С ним даже ночной лес казался ярким. Ветер шептал в уши, колючие тени крались за спиной.

Ник кидался на каждый шорох, жалея, что не на ком выместить гнев, однако идти за ним дураков не нашлось. Но вот он услышал совершенно отчетливый хруст ветки под ногой — не шорох, не свист ветра, и понял, что поспешил с выводами.