Лев толкнул труп сабатоном, словно проверяя, не оживет ли старик. Алайош молча встал у плеча повелителя в ожидании новых приказов. Под мозаичным куполом слабо мерцали свечи, превратившиеся в огарки среди лужиц воска.

— Его нельзя было пощадить, господин? — спросил магистр ордена.

Эль’Джонсон очнулся от раздумий:

— Живым он представлял угрозу для нас.

— Несомненно. И все же…

— Мы продолжили наш список завоеванных миров. Покончили с одной империей, приняли ее жителей в другую. Удовлетворись этим.

Алайош кивнул.

— Как пожелаете, — добавил офицер с поклоном. — Но я покину Дулан без сожалений. От его пыли у меня першит в горле, и я рад, что нам больше не нужно биться здесь.

Стоило ему договорить, как вдали послышался рокот турбин «Грозовой птицы». Шум непрерывно приближался, и вскоре показалось, что десантные корабли зависли прямо над легионерами, а стены башни содрогаются до самого основания.

Примарх поднял голову тирана за редкие волосы и вернулся на тронное возвышение.

— Думаю, ты ошибся, магистр ордена, — устало сказал он.

Двери в дальнем конце покоев распахнулись, грохот удара пронесся по смежным комнатам, порыв ветра задул огоньки свечей. Вошел Русс, мрачный от зарождающейся ненависти. С ним были его волки, с ним были его воины, и все они хлынули в убежище деспота, будто звери из темных лесов, с резким запахом и вздыбленной шерстью, излучающие беспримесную враждебность. Каждый из них был с оружием и в броне, замаранной следами ожогов и грязью сражений, и клинки бойцов уже потрескивали разрядами энергии. Примарх Шестого легиона держал в руке цепной меч длиной почти в человеческий рост, покрытый символами разрушения. Пока Леман шагал к престолу, его талисманы — черепа, связки клыков, рунные дощечки — подпрыгивали и стучали по серому, как дождевые тучи, доспеху.

— Брат мой, — низко и холодно прорычал Русс, не скрывая угрозы, — скажи мне, неужели на Калибане обеты ничего не значат? Или ты решил, что можешь безнаказанно насмехаться над Волками Фенриса, которых даже смерть не заставит нарушить слово?

Паладины Инардина мгновенно окружили своего примарх а защитным кольцом, но тот спокойным жестом приказал им расступиться. Эль’Джонсон ждал брата с Львиным Мечом в одной руке и кровавым трофеем — в другой. Над почерневшими огарками свечей поднимались завитки едкого дыма.

— Ты опоздал, Леман, — ответил рыцарь все тем же гордым и ясным голосом. — Мы не могли ждать вечно.

К тому моменту Русс, рядом с которым ступали два волка, преодолел половину длинного прохода. Его сопровождали больше семидесяти легионеров, явно побывавших в затяжной битве. Одни не носили шлемов, показывая татуированные лица с проколотыми губами и ноздрями, черты других скрывали забрызганные кровью вокс-решетки. Бойцы на ходу гремели клинками о щиты, в их движениях сквозила воинственность, они надвигались подобно неудержимой волне беспорядка. Напротив них безмолвно стояли в четком строю пятьдесят Темных Ангелов с мечами наготове.

— Ты поклялся! — взревел Леман. Цепной клинок в его руке раскачивался, будто огромный зловещий маятник. — Ты встал между Волком и его добычей!

Лев горько усмехнулся:

— И без всякого труда. Неудивительно, что ты предпочитаешь сражаться в одиночку.

Русс приближался к брату, шагая все шире. Эль’Джонсон не сходил с открытого места перед пустым троном. Пасть Кракена урчала и порыкивала во тьме, смертоносные зубья стремительно вращались вокруг кожуха, расчерченного рунами погибели.

Волчий Король вдруг остановился, точно как при встрече с братом в ангаре «Непобедимого разума».