И я почему-то сразу решила, что за мной приставлена слежка от СБ. Схватив Дарью Филипповну за рукав, я двинулась прямиком даже не в кабинет Позоряна, а в директорат.

Любому, кто хвастает, будто распахивает дверь в директорский кабинет ногой, не верьте. Так говорят лишь неудачники, которые даже в собственную квартиру не решаются распахнуть дверь ногой, потому что в конце месяца квартирная хозяйка увидит царапину и поднимет квартплату. Дверь к директору не распахивают ногой даже французско-бельгийские хозяева Корпорации. Mauvais ton. Постучать, улыбнуться секретарше, спросить на месте ли, спросить разрешения, и только тогда, не дожидаясь разрешения, ввалиться в кабинет, волоча за собой обалдевшую Дарью Филипповну.

Господин Игнаптев имели ланч. Неистребимая российская ментальность, которая заставляет если не самих олигархов, то их верных сторожевых сфинксов питаться гамбургерами, сидя за рабочим столом из карельской березы, — она не имеет никаких объяснений. К этому просто надо привыкнуть. Они так питаются. Даже они. Огромные щеки работали как кузнечные мехи, и все это в целом напоминало реликтовую производственную гимнастику, о которой мне рассказывала когда-то мать. Итак, господин Игнаптев имели ланч. При моем появлении его глаза округлились и теперь по дизайну идеально гармонировали с раздувшимися щеками.

— Ах, простите, Илья Мурадович! — всплеснула я руками, изображая discomfiture. — Мне, наверно, лучше зайти позже… — И, прежде чем он кивнет, добавила: — У нас просто большое ЧП.

— Фто флуфилоф? — прожевал в пространство Игнаптев и сделал неопределенный жест кистью, который на языке бизнес-этикета как бы означал и предложение присаживаться, и предложение присоединиться к гамбургеру, хотя на самом деле, конечно же, не означал ничего, кроме gentile досады.

Я выдержала паузу, необходимую, чтобы он перестал давиться, и начала:

— Илья Мурадович, вы же знаете, я работаю без отпуска который месяц! Вы знаете, что я веду и ПЖ, и Циску, и этих наших pesky новосибирцев, и IBM, и РПЦ, и всю канадскую сеть, и Демидова с его шампунями, и Фольксбаттер с его маслом, и Снуппи, и Казахаэро, и это не считая интернета и IT-проектов! Вы же знаете, какое это дикое напряжение! Я за последние полгода сопровождала контракты на общую сумму семь миллионов долларов — я специально подсчитала, вы можете проверить! — Я распахнула нотик и искоса глянула в него. — Это я, как вы знаете, спасла переговоры с Демидовым! Это я подвинула Казахаэро по ставкам так, как никто даже не мечтал их развести! Это я выбила у Циски скидку еще на полпроцента! Я принесла Корпорации доход в полтора миллиона долларов! Этого, конечно, никто не подсчитывал, но…

— Даже чуть больше: один и шесть миллиона, — рассеянно перебил Игнаптев.

— Ах вот как?! — возмутилась я. — Ах, значит, за мной все пересчитывают?!

— Леночка, Леночка. — Игнаптев примиряюще поднял пухлую ладошку. — Мы за всеми считаем, мы все видим, мы вас очень ценим, и я решительно не понимаю, что, собственно, вызвало…

— Илья Мурадович, вы представляете, какой груз ответственности лежит на мне? Какая нагрузка? Ведь мне всего двадцать один год, и девочки в моем возрасте цветут и радуются молодости, и только я… одна… всегда… — Зажав ладонью рот, я расплакалась, представив Микки Мауса.

Я всегда представляю Микки Мауса, когда необходимо расплакаться при людях.