|
Таким образом, те из пишущей братии, кто имеет собственный печатный орган, продолжит этим пользоваться, те, кто этого лишен, будет выражать свои мысли в государственных органах. Национализировать следовало бы лишь некоторые бульварные издания, которые своими огромными тиражами и влиянием на умонастроение людей, очень уж отличаются от прочих. Возникает противоречие, коль скоро провозглашаешь монополию государства в области народного образования и оставляешь без всякого контроля органы формирования общественного мнения, в тысячи раз более мощные, чем школы, и сегодня являющиеся органами, скорее наносящими вред, чем несущими добро. Если эти государственные газеты доверить писательским организациям, они могли бы стать столь же независимыми, как академии и университеты в свободных странах, пусть и находящиеся на государственном обеспечении. Выкупать бульварную прессу следует на таких условиях, чтобы дельцы не создавали других, подобных выкупленным. Таким образом газеты перестанут являться инструментом финансовых комбинаций, а будут выражать общественное мнение. Мы не станем распространяться далее на эту тему, но считаем, что в этом ключе надлежит искать выход из вопроса о подлинной свободе печати. Большевизм показал нам недостойное и бесстыдное положение вещей, когда вся пресса «национализирована» и поставлена на службу одной-единственной партии, и всякий независимый голос цинично подавляется. В цивилизованных странах дело обстоит несравненно лучше, чем в Республике Советов. Во Франции, Англии все политические мнения выражаются свободно. Однако власть денег дает привилегии зачастую не самым достойным. Предложенная здесь система, кажется, гарантирует свободу и равенство, не нанося никому вреда, разве что небольшому числу банкиров.
Последний вопрос, который бы мы желали затронуть в своем наброске, — один из важнейших. Это аграрный вопрос. Здесь революция преподнесла нам один из самых негативных уроков. Факт то, что крестьянин желает владеть землей; он не желает никакой национализации, стоит только ей уйти в сторону от facto его безраздельного владения наделом земли. Одна из фатальных ошибок русских интеллектуалов состояла, на мой взгляд, в том, что они думали сами и заставляли думать народ, будто он желает того, чего совсем не желает. В 1917 году убеждали русский народ, что он желает продолжения войны, тогда как он бежал от нее как от чумы. В итоге это стало единственным, в чем народ был заодно с большевиками, и это-то и помогло им победить в октябре. Но тогда это было нашей обязанностью. Будем ли мы и сегодня упорствовать в ошибке и утверждать, будто крестьяне готовы отказаться от частной собственности на землю? В таком случае неизбежны и другие страшные уроки. А поскольку крестьяне составляют 80% населения, никуда не деться от коллизии между социалистическим принципом и принципом демократическим, не правда ли? Да, коллизия неизбежна, если допустить, что социализм несовместим с признанием права собственности на землю. Марксисты возлагали некогда большие надежды на закон концентрации земельной собственности и «пролетаризации» крестьянских масс. Критика учения Бернштейна показала обманчивый характер этих ожиданий. С другой стороны, война доказала пустоту марксистского прогноза в целом. Нужно же понять две вещи: 1) невозможно навязать коммунистический принцип и род счастья крестьянам, составляющим большинство русского народа; 2) пролетаризация — быстрая и неуклонная — крестьянства является грёзой, и притом не самой лучшей. И в этих условиях социалистам нужно искать решение проблемы в примирении их учения и принципа собственности на землю (ограниченной некоторыми законами, чья необходимость принимается здравым смыслом крестьян). Примирением, — не являющимся невозможным, — и должны вдохновляться крупные социалистические и демократические партии, которым потом же придется и опираться на крестьянство, самый трудолюбивый класс общества.
* * * «Революция есть по сути дела одна из форм того имманентного явления, которое теснит нас со всех сторон и которое мы зовем Необходимостью. |
