Вторая задача величайшей значимости, встающая ныне перед законодателями всех стран, — воспитание подрастающего поколения. То поколение, что прошло испытание 1914—1919 годами, со всем проявленным им героизмом, не всегда было на высоте. Мы вправе повторить то, что Фридрих Шиллер писал в 1793 году: «Попытка французского народа восстановить себя в священных правах человека и завоевать политическую свободу, выявила лишь его немощь... И этим не только сам этот несчастный народ, но вместе с ним и значительная часть Европы на целый век вновь погрузились в варварство и рабство. Момент был выбран самый подходящий, но вот поколение оказалось недостойно его, оно не смогло возвыситься до столь замечательной возможности, как и воспользоваться ею. То, как поступило это испорченное поколение с даром судьбы, доказывает, что человеческая раса еще не вышла из возраста детского насилия, что либеральное правительство, основанное на разуме, — преждевременно для народа, который только приготовляется подавить в себе грубую звериную силу, как и то, что он не созрел для гражданской свободы, не могущей существовать без свободы человеческой.

Человек познается по своим поступкам, и какой же образ видим мы, вглядываясь в зеркало нынешних времен? Здесь — самая возмутительная дикость, там — крайность, противопоставленная инерции... В нижних классах общества — лишь грубые и анархические инстинкты, доходящие до попрания всех основ социального порядка и с внушающей отвращение животной ненасытностью тех, кто стремится к удовлетворению своих низменных потребностей. Их сдерживала не внутренняя моральная сила, а принуждение сверху; это были не свободные люди, которых подавляло государство, а дикие звери, которых оно держало в спасительных цепях... С другой стороны, цивилизованные классы явили зрелище еще более отвратительное — полного безволия, слабости ума, отсутствия характера, что еще более возмутительно, поскольку ведь это люди, взращенные на культуре...

И я спрашиваю: во имя этого человечества трудится философская мысль, о нем думы благородных умов, на нем новый Солон основывает свои планы конституции?

И берет меня сомнение... Французская республика исчезнет так же быстро, как появилась на свет; республиканская конституция рано или поздно приведет к анархии, и единственным спасением нации будет сильный человек, взявшийся невесть откуда, который укротит бурю, восстановит порядок и станет править твердой рукой, пусть ему и придется стать абсолютным хозяином не только Франции, но и большей части Европы».

Какое чудесное предсказание, хотя это и не было решением проблемы. Наполеон не принес спасение французской нации, которую он бросил в полымя нового кризиса. Ныне было бы ребячеством ждать спасения человечества от появления «сильной личности»: лавровыми венками, полученными за военные кампании, поколение, прошедшее последнюю войну, уже не соблазнить. Единственное, что может дать надежду на спасение — полная реформа нравственного и интеллектуального воспитания человечества.

Что до социальных реформ, тут все должно быть пересмотрено с точки зрения приведения в соответствие прав и благополучия тружеников с условиями максимального роста производства, от которого зависит само существование нашей цивилизации. С такой, двойной позиции надлежит подходить к решению проблем национализации промышленных предприятий. Эта национализация должна иметь место там, где она не влечет за собой уменьшения производства. Опыт один тому порукой, и тут страны должны использовать опыт друг друга эмпирическим путем. Девизом исследований в этой области станет поиск условий максимальной совместимости благополучия работников не с интересами капиталистов, а с максимальным развитием производства.

Эти исследования должны производиться в мировом масштабе, как, впрочем, это было сделано с введением восьмичасового рабочего дня: сколько криков было, стоило только заговорить об этой «пагубной» реформе, и как легко она была принята в 1919 году, в силу ее очевидности.