Но она смотрела только на Стю. Между ними сразу что-то такое возникло. Они не нуждались в словах, чтобы понять друг друга. Мы собачонками бегали за ними. Держали свечку. Но свечка горела все более тусклым пламенем, потому что они двигались к полутьме спальни. Потом они начали встречаться с глазу на глаз. А через два месяца объявили о помолвке. Я воспринял эту новость как удар кинжалом — не в спину, а в свое будущее. Мне было невыносимо думать об этом. Не знаю, что именно я чувствовал, у меня всегда мысли и чувства сплетаются в какой-то клубок, но я опять стал вести себя агрессивно. Астрид сказала, это из-за того, что я, по ее мнению, влюблен в Стю, но я поднял ее на смех. Если я кого и любил, то наверняка ее. Хотя не знаю. Понятия не имею, какой тропой надо идти, чтобы добраться до моего сердца.

В конце концов я сумел порадоваться за них. Кроме того, у меня была Синтия. Она приехала, и мне сразу стало спокойнее. Это чистая правда, ее присутствие оказало на меня самое благотворное воздействие. При этом стоило ей выйти за порог, как я мгновенно забывал о ней. Пару месяцев назад мне на глаза попалось одно интервью, в котором она рассказывает, что во время немецких гастролей я писал ей бесконечные письма о любви. Не знаю, что тут правда, а что нет. Я пришел к выводу, что она не лжет, наверное, я и в самом деле много писал ей, в том числе и слова любви, но эти слова диктовало мне чувство вины. Я чувствовал себя виноватым перед ней из-за Астрид и из-за всех шлюх, которых трахал. Никогда не доверяйте любовным письмам.

Напряжение внутри группы росло, и в конце концов Стю объявил, что покидает нас. Это было ужасно. Я не хотел, чтобы он уходил. В то же время честность требует, чтобы я признался, что испытал облегчение. Выгнать его я никогда не смог бы, но он совершенно очевидно недотягивал до уровня группы. Пол был прав, и именно он взял на себя роль басиста. Так было лучше. Стю был счастлив, что принял правильное решение, и поступил в Гамбургскую академию художеств. У него был выдающийся талант. Сегодня его работы, которых не так много, продаются за бешеные деньги. У меня осталось несколько его рисунков, я беру их с собой во все поездки, и они помогают мне держаться и не дают утонуть в слезах при воспоминании о нем.

Наша первая поездка в Гамбург закончилась очень плохо. Из Германии нам пришлось убираться в страшной спешке. Это было ужасно. Народу на наши выступления приходило все больше, и нас пригласили в другой клуб. Глупо было отказываться от такого предложения. Там и платили больше, и зал был просторнее. Мы решили свалить. Наш бывший хозяин так обозлился, что настучал на Джорджа в полицию. Для ребят, которым не исполнилось восемнадцати, существовало что-то вроде комендантского часа, так что Джордж нарвался на крупные неприятности. Его моментально выдворили из страны. Мы думали было остаться и выступать без него, но совершили непростительную глупость — из чувства мести взяли и подожгли в клубе кулису. Короче, нас тоже выперли. Мы вернулись домой раздавленные, не имея никаких перспектив. Настроение у меня было хуже некуда. Я полагал, что все пойдет проще, что мы успешно стартовали на пути к славе. Но вдруг почему-то споткнулись, а в Англии нас никто не ждал.

Я жутко скучал по Стю. Он был самым близким моим другом, и вот мне предстояло жить без него. Мы писали друг другу длинные письма. Он рассказывал о своей работе, о своем видении искусства, о влиянии на него других художников.