|
Лицо его было страшно и выражало поочередно то сомнение, то полную уверенность. Дальше я уже ничего не помню. Мозг мой изнемог, мысли спутались. Я снова впала в какую то летаргию». 18 «Когда я пришла в себя, тусклый свет лампы освещал все те же предметы. Я медленно приподнялась на постели и увидела, что маркиз сидит на том самом месте, на котором сидел, когда я потеряла сознание. Была еще ночь. На столе по прежнему виднелись бутылки, письменный прибор и еще что то, чего я не могла разглядеть и что походило на оружие. Леони стоял посреди комнаты. Я пыталась припомнить предыдущий диалог его с маркизом. Я надеялась, что обрывки омерзительных фраз, приходивших мне на память, – всего лишь клочки бредовых сновидений, и как то не сразу поняла, что между прежним разговором и тем, что начинается сейчас, прошли целые сутки. Первые слова, которые дошли до моего сознания, были следующие: – Он, должно быть, что то подозревал, так как был вооружен до зубов. – Говоря это, Леони вытирал платком свою окровавленную руку. – Полно, то, что у тебя, – всего лишь царапина, – сказал маркиз. – У меня рана в ногу посерьезнее, а мне все же придется завтра танцевать на бале, чтобы никто ни о чем не догадался. Брось твою руку, перевяжи ее и подумай лучше о другом. – Я не могу думать ни о чем, кроме вот этой крови. Мне чудится, что вокруг меня целое кровавое озеро. – У тебя слишком слабые нервы, Леони! Ты ни на что не годен. – Мерзавец! – вскричал Леони с ненавистью и презрением в голосе. – Не будь меня, ты был бы мертв; ты трусливо отступал, и он, должно быть, ударил тебя сзади. Если бы я не счел тебя погибшим и если бы твоя гибель не грозила повлечь за собою мою, ни за что я не поднял бы руку на этого человека в подобный час и подобном месте. Но твое яростное упорство поневоле сделало меня твоим сообщником Мне не хватало совершить только это убийство, чтобы оказаться достойным твоей компании. – Не корчи из себя скромника, – отпарировал маркиз, – когда ты увидел, что он защищается, ты рассвирепел как тигр. – Да, верно, у меня на душе стало веселее при виде того, что он умирает защищаясь; ибо в конце то концов я убил его честно. – Очень честно! Он уже отложил встречу на завтра; но тебе не терпелось с этим покончить, и ты его тут же уложил. – Кто же в этом повинен, предатель? Почему же ты бросился на него в тот момент, когда мы расходились, дав друг другу слово? Почему ты удрал, увидя, что он вооружен, и заставил меня тем самым тебя защищать или же ждать, чтобы он поутру заявил, что я по уговору с тобой заманил его в ловушку? В данную минуту я заслуживаю смертной казни, и все же я не убийца. Я дрался с ним равным оружием, с равными шансами и равно мужественно. – Да, он прекрасно защищался, – заметил маркиз, – вы проявили, и тот и другой, чудеса храбрости Это было прекрасное и поистине великолепное зрелище – ваша дуэль на ножах. Но должен все же заметить, что для венецианца ты весьма дурно владеешь этим оружием. – Это верно: подобным оружием я как то не привык пользоваться. Кстати, я думаю, что было бы осторожнее спрятать или уничтожить этот нож. – Очень глупо, друг мой! Не вздумай только это делать: твоим лакеям и твоим приятелям, всем до единого, известно, что оружие это всегда при тебе; исчезни оно, это было бы уликой против нас. – И то верно. Ну, а твое оружие? – Мое неповинно в его крови: сперва я несколько раз промахнулся, а после тебя мне и делать было нечего. – О боже мой, и это верно. Убить его хотел ты, а слепой рок заставил меня совершить то, чего я так гнушался. – Тебе по сердцу эти слова, мой милый, но шел ты на свидание весьма охотно. – В самом деле, у меня было какое то инстинктивное предчувствие того, что я совершу по воле моего злого гения… Да в конце концов такова, видимо, была судьба и его и моя. |
