Чернокожий встал рядом с ней, схватил ее за другое запястье и сказал фальцетом:

— We will show you.[9]

— Only there's not much to see, is there?[10]

Все трое повернулись в сторону вращающейся двери.

Она знала, что в паспорте у него записан рост сто девяносто четыре сантиметра, но сейчас он стоял в проходе, построенном по стандартам Гонконга, и выглядел по меньшей мере на все двести десять. И в два раза шире, чем час назад. Руки его были опущены и только чуть-чуть отстояли от туловища, но он не двигался, не сверлил их взглядом, не рычал, просто смотрел на белого и повторил:

— Is there, jau-ye?[11]

Она почувствовала, как напряглись пальцы белого, сжимающие ее запястье, заметила, что черный переминается с ноги на ногу.

— Ng-goy,[12] — произнес человек в дверном проеме.

Она почувствовала, что их руки неохотно отпустили ее.

— Пошли, — сказал он и легко подхватил ее под локоть.

Когда они вышли за дверь, она ощутила, как горят щеки. Это из-за напряжения и стыда. Ей стало стыдно оттого, как ей вдруг сделалось легко, оттого, как медленно, оказывается, ее мозги соображают в опасной ситуации, насколько охотно она позволила ему разобраться с двумя этими безобидными торговцами гашишем, которые просто хотели ее попугать — всего-то.

Он сопроводил ее на два этажа вверх и дальше, за вращающуюся дверь, где поставил прямо напротив лифта, нажал на кнопку, вызывая его вниз, встал рядом, не отрывая взгляда от светящейся цифры «11» над дверью.

— Гастарбайтеры, — произнес он. — Им одиноко и скучно, только и всего.

— Знаю, — ответила она упрямо.

— Нажмите на G, чтобы попасть на первый этаж, потом идите направо и прямо, и вы окажетесь на Натан-роуд.

— Прошу вас, выслушайте меня. Вы единственный в убойном отделе специалист по серийным убийцам. Ведь именно вы поймали Снеговика.

— Верно, — подтвердил он. Она заметила, что во взгляде его что-то изменилось, и он провел пальцем от подбородка к правому уху. — А потом я уволился.

— Уволились? Вы хотите сказать, взяли отпуск на неопределенное время?

— Уволился. То есть завязал со всем этим.

Только сейчас она заметила, что его правая скула несимметрична левой.

— Гуннар Хаген сказал, что, когда вы уезжали из Осло шесть месяцев тому назад, он вам предоставил отпуск на неопределенное время.

Мужчина улыбнулся, и Кайя поразилась, как улыбка изменила его лицо.

— Это только потому, что Хаген никак не может понять… — Он не договорил, и улыбка исчезла. Взгляд его был по-прежнему прикован к табло лифта, который теперь был на пятом этаже.

— В любом случае в полиции я больше не работаю.

— Вы нужны нам… — Она перевела дыхание. Знала, что рискует, но действовать надо было быстро, пока он не сбежал снова. — А мы вам.

Он посмотрел на нее:

— С чего вы так решили?

— Вы задолжали Триаде. Вы покупаете наркотики на улице, в бутылке. Вы живете… — она состроила гримасу, — здесь. И у вас нет паспорта.

— Мне здесь нравится, к чему мне паспорт?

Раздалось «дзинь», двери лифта со скрежетом разъехались в стороны, и оттуда, от набившихся в него человеческих тел, пахнуло жаром и вонью.

— Я не поеду! — заявила Кайя громче, чем ей хотелось бы, и увидела, что пассажиры лифта смотрят на нее со смесью нетерпения и откровенного любопытства.