Байкер выскочил ему навстречу с громогласным и радостным гавканьем. Джон привычно подскочил от неожиданности и торопливо прислонился спиной к ближайшему дереву. Следующие несколько минут Байкер упорно наскакивал на любимого Джона, оглушительно взвизгивая от счастья и со свистом взмахивая хвостом. Потом он успокоился, сел на землю и привычно свесил язык набок, немедленно уподобившись деревенскому дурачку: курносый нос, уши-тряпочки и забавное выражение блаженства на широкой морде.

Джон со вздохом облегчения отлепился от дерева, потрепал Байкера по загривку — даже наклоняться не пришлось — и пошел по лужайке к дому.

Рабочие действительно успели кое-что прибрать. Лужайка, конечно, теперь была полностью лишена травы, но зато выровнена, засыпана песком и щебнем, благодаря чему исчезли лужи. Джон шел и представлял, как на вот таком же вот мелком гравии, а еще лучше — на белоснежном речном песке — садовник разобьет большие и маленькие круглые клумбы. Зеленые полушария будут разбросаны в кажущемся беспорядке, а в саду вырастет ажурная белая беседка, ну а на заднем дворе будет настоящий город. С крепостью, высокой горкой, лабиринтом и почти настоящим пиратским кораблем. С треком для велосипеда и картинга. С резиновым бассейном. С горой кристально чистого песка, в котором попадаются крошечные ракушки и который блестит под яркими лучами солнца…

— Эгей!

— Ох… прости, Майра, задумался.

― О чем, если не секрет?

― Не секрет. О том, как здесь будет летом.

― Наверное, прекрасно. Кларенс постарается для тебя…

— Не только для меня. Вы с Шейном…

Она нахмурилась и принялась яростно накручивать светлый локон на палец.

― Не начинай, Джон. Мы поживем во флигеле, пока я не найду жилье в деревне, и тогда…

― Я хочу, чтобы вы остались. Я прошу, чтобы вы остались. Почему ты так яростно этому сопротивляешься? Ведь Шейн здесь вырос…

— Не надо шантажировать меня Шейном! И почему твоя жена должна терпеть чужих людей…

― Послушай, деточка!

— Не смей звать меня деточкой!

— Хорошо. Тогда так: ты уже не деточка, чтобы закатывать мне сцены. Почему мы не можем поговорить спокойно? Создается впечатление, что я тебя устраиваю только тогда, когда молча ем приготовленный тобой обед или играю с Шейном в кубики.

Майра неожиданно прыснула.

— Знаешь, а ведь действительно! Именно тогда ты мне и нравишься больше всего.

Сердце Джона забилось где-то в затылке. Что обычно делали феодалы Уоррены и офицеры Фарлоу в подобных случаях? Хватали — крепко, но бережно, — прижимали к груди, покрывали поцелуями зардевшееся личико, срывая с губ робкое «да»…

Сейчас! Это личико зардеется только от ярости, потом она ему даст по физиономии, а уж что сорвется с ее губ…

— Почему ты на меня так уставился, Джон Фарлоу?

— Потому что не устаю удивляться капризам природы. Такая красавица — и такая ведьма.

— Ах ты…

— РРРРРР!!!!!!

Они обернулись, не успев поругаться. На пороге дома башенным краном возвышался улыбающийся викинг Снорри Олафсенссен, а у него на плечах изображал разъяренного тигра Шейн.

— МайРРРа! БайкеРРР! Джон ФаРРРлоу! СноРРРРРРи! Я умею, умею! Это все стишок Джона! МайРРРа, я теперь говоРРРю, как взРРРослый!

Снорри осторожно спустил мальчика с плеч, и Шейн немедленно кинулся на шею Майре. Джон улыбался, глядя на них, а сам думал про себя: а ведь Кларенс прав, они совершенно не похожи. В крайнем случае — сестра и младший братишка, но и то…

Потом Шейн развернулся на руках у Майры и протянул ручки к Джону.