— Славные животные, — заметил незнакомец.

— По крайней мере, они искренни; их привязанность вознаграждает меня за лицемерие и людскую злобу, — заметил лесник с насмешливой улыбкой.

— Все те же странные речи!

— Почему же мне так не говорить, если это мои мысли, мой любезный гость?

— Так я повторю вам, что вы, должно быть, много страдали, если дошли до такого состояния духа.

— А я отвечу вам, как вчера: кто знает?.. Но оставим этот разговор, который завел бы нас далеко. Вы желали переговорить со мной?

— Действительно.

— Ничего легче быть не может. Я беру ружье и дают вам другое; в ожидании завтрака мы настреляем рябчиков и на охоте потолкуем, согласны?

— Очень хотел бы, но, к несчастью, это невозможно, — с подавленным вздохом сказал незнакомец.

— Как невозможно? Почему же? Разве вы еще чувствуете утомление? В таком случае я, разумеется, настаивать не стану.

— Нет, — покачав головой, возразил незнакомец, — нет, дело вовсе не в этом.

— В чем же тогда?

— Я должен покинуть вас.

— Уже? Полноте! Вы, должно быть, шутите.

— Нет, любезный хозяин, к несчастью, не шучу. Я уже говорил вам, что принадлежу ко двору; мои обязанности требует моего немедленного возвращения в Толедо к королю.

— Правда, я и забыл про это, не стану настаивать более, мой любезный гость. Войдем в дом, я велю подать вам чашку горячего молока и кусок хлеба, а там — с Богом, и в путь.

В ту минуту, когда они вошли, Христиана с сестрой, как бы угадав, зачем мужчины вернулись в дом, ставили на стол чашки с горячим молоком, от которых поднимался густой пар.

— Эти прелестные дети — две очаровательные волшебницы, — сказал, улыбаясь, незнакомец.

— Это просто добрые девушки, — резко заметил лесник.

И он прошел в другую комнату. — Позвольте мне, сеньориты, — обратился тогда незнакомец к молодым девушкам, но более к Христиане, — поблагодарить вас еще раз за все внимание ко мне, пока я имел счастье находиться под вашим кровом; я ухожу.

— Уходите? — вскричала Христиана, но вдруг остановилась, покраснела и в смущении опустила голову.

— Увы! Это необходимо, — ответил он с чувством, — и быть может, навсегда.

— Навсегда! — прошептала молодая девушка почти невольно.

— Но, — продолжал незнакомец, — я сохраню в сердце дорогую память о вашем… — и, тотчас спохватившись, договорил, — о жителях этого дома.

— Аминь! — заключил лесник, который в эту минуту показался в дверях.

Девушки убежали, точно испуганные голубки.

— Теперь пора и в путь, — сказал лесник, когда выпил чашку молока, приготовленную для него, и увидел, что незнакомец также кончил свою порцию.

Ньо Сантьяго взял ружье, и они вышли в сопровождении собак, прыгавших вокруг них.

У калитки сада стоял Педро, держа оседланную лошадь под уздцы.

— Садитесь на лошадь, любезный гость, — весело сказал лесник.

— Как?

— Да ведь вы в шести милях от Толедо! Такой ходок, как вы, пешком не доберется за целые сутки, а верхом вы будете на месте как раз к выходу короля, если его величество — да хранит его Господь! — имеет привычку вставать рано.

— Да, это правда.

— Ну, теперь еще нет и шести. В восемь вы будете в Толедо, не особенно спеша. Полноте, не стесняйтесь со мной, мой любезный гость, и примите мое предложение.