– А если камзол распахнуть? И посылать огонь напрямую внутрь него, на шест? Поучиться так, а потом и в измигунов так огнём стрелять?

Алиса хмыкнула. А ведь и у неё, и у брата получалось стрелять огнём из указательного пальца! А ночью они дозированным лучом из пальца зажигали свечи!

В конце концов, задачу усложнили: с одного шеста вообще тряпку убрали – и некоторое время Алиса училась посылать огонь в шест – в определённую точку.

Потом напялили на шест распахнутый камзол – и вот тут Алисе пришлось постараться, чтобы приноровиться бить огнём в ту же точку на шесте, но при том, что камзол беспорядочно размахивал рукавами. Как специально, ещё и ветер поднялся.

Едва он стал посильней, тренировки пришлось свернуть. Мало ли какая искра может долететь до дома.

– Лула, а куда деваются измигуны днём? – спросила Алиса и даже испугалась своего вопроса: а вдруг белобрысенькая скажет, что они где нибудь в доме прячутся? Или на доме? Под стрехой или под краем крыши, например?

Но Лула сказала:

– Обычно они на кладбище уходят.

– На кладбище?! – удивилась Алиса, шагая к шестам и выбирая их из земли. Поспешившая за ней Лула затоптала дымившийся камзол, свалившийся с одного из них.

– Да, на кладбище, – не оборачиваясь, сказала Лула. А потом посмотрела на крышу дома и пожала плечами: – Дом достаточно старинный, чтобы обзавестись либо склепами, либо собственным кладбищем. Возможно, места упокоения устроены где то за домом, но подальше от него.

Вспомнив заднюю чёрную стену дома, Алиса поневоле вспомнила и те деревья, подошедшие близко к дому везде, кроме той, «пожарищной» стены. Значит, где то за теми деревьями и прячется кладбище? Ладно, это подождёт. Главное они с Лулой сегодня сделали: Алиса научилась поджигать шест внутри камзола. Что значит, уловила нужную точку внутри. А потому сумеет стрелять в измигунов огненным лучом так, чтобы поджарить их изнутри… А раз сделали это главное, значит – пора приступать и к другим не менее важным делам по дому.

Поскольку некоторые часы дневного времени девушки собирались проводить в спальной комнате Алисы, то туда и отволокли настольное зеркало, которое сначала оставили в коридоре, под полкой со свечами. Свечи напомнили ещё кое о чём – и с чердака были принесены факелы, в которых тряпки были всё ещё влажными от масла. Пригодятся! И сложили их на ту же полку.

Затем Алиса твёрдо призналась Луле, что в жизни не потрошила охотничью дичь, и попросила научить её этому хозяйственному умению. Лула приняла признание как должное. Через полтора часа кролики были освежёваны, причём этот процесс сопровождался объяснениями Лулы, и ждали возвращения Куна и Виктора, которые должны были устроить во дворе костёр и закоптить их. Во всяком случае Алиса надеялась, что Кун коптить мясо умеет, а Виктор – научится.

Шкурки Лула уверенно принялась отбивать, закутав молоток тряпьём и таким образом готовя их на материал для будущей одежды. Так Алиса узнала, что в поместье белобрысенькой разводили кроликов и что выделкой меха дети (у Лулы три сестры и три брата) занимались с малолетства.

Затем девушки сбегали снова к опушке леса, где Лула прочитала Алисе маленькую лекцию о травах, которые одновременно они дружно собирали как ради лечения, так и ради вкусных и ароматных чаёв.

Потом засели на кухне, и Алисе пришлось варить суп с крольчатиной. Как выяснилось, Лула варить супы не умела: оказалась, по её словам, абсолютным антиталантом в этом деле. «Зато кролики! – радостно подумала Алиса. – И у нас разделение труда, в конце концов: она умеет разбираться с дичью – я с готовкой!»

Ориентируясь на подсказки Лулы, какие травы можно использовать в мясном бульоне, Алиса с началом кипения потихоньку положила в кастрюлю всё, что нужно, одновременно размышляя о том, чтобы составить гербарий с записью подле каждого засушенного растения: «Это такая то травка, её пускают в суп, а это – такая то, заваривают вместо чёрного чая».