— Ну что вы, Юра! Я совсем не имела в виду, — громким шепотом воскликнула Светлана, лицо ее и шея вспыхнули жарким кумачом. Осторожно освободив руку, она вышла из комнаты.

Спальня Светланы, где ему предстоит провести ночь, а может быть и две, имела трапецевидную форму, была обита вагонкой, покрытой лаком. В ней стояла деревянная кровать, на ней лежал аккуратно сложенный совершенно новенький спортивный костюм, купленный, судя по всему, в ожидании гостя; в углу приткнулся небольшой столик с настольной лампой на нем и полкой с какими-то книжками над ним, рядом стул с гнутой спинкой, под потолком лампа под шелковым выцветшим абажуром, на полу коврик из разноцветных лоскутков.

Чем-то знакомым и давним повеяло от этой обстановки. Да, в детстве была у Юры Теплякова почти такая же комната. Только запах в ней был совсем другим, каким — он уже не помнил, но точно не таким. Здесь же пахло женщиной.

Глава 32

Незаметно подошел конец августа. Машенька сидела дома одна. Она только вчера вечером вернулась с археологических раскопок, что велись краеведческим музеем на стоянке первобытного человека в одной из пещер в пятидесяти километрах от города. Туда она поехала со своим классом, выигравшим конкурс на знание истории родного края. Поехали, конечно, далеко не все. Кто-то лето проводил у моря за границей, кого-то не отпустили родители (мало ли что там может случиться с их сыном или — особенно — с дочерью), кто-то трудился на даче. Набралось всего четырнадцать человек из двух одиннадцатых классов. В основном мальчишки. Девчонок было пятеро. Пока Машенька там работала, тоска ее по Теплякову не так мучила ее по ночам, как это было дома: наработавшись за день на раскопках или за приготовлением пищи для всей партии, она засыпала, едва забравшись в спальный мешок и коснувшись головой надувной подушки. Теперь делать было нечего, и тоска вновь навалилась на нее удушливым покрывалом, не давая объяснения и оправдания тем словам Теплякова, которые передала ей мама.

Разлюбил? Совсем не любил? Этого не может быть! Это не его слова! Нет, не его! Это все мама выдумала, уверенная, что поступает так исключительно в интересах своей дочери. Бедная, бедная мама! Как она исхудала за те дни, пока шел закрытый процесс над Юрой. Конечно он не виноват! Потому что Юра… да он такой человек, что лучше умрет, чем сделает что-то дурное другому человеку, если… если, конечно, этот человек не хочет его смерти. Разве бы он мог иначе поступить? А в газетах писали, между тем, что Тепляков и то, и се, и пятое-десятое, что таким людям нельзя доверять заботу о других людях, что… и много еще чего там наплели, то ли забыв, то ли отбросив тот факт, что он жертвовал жизнью, спасая ту женщину, которая оказалась совсем не той, за кого себя выдавала. Опять же, если верить газетам и телевизору. А все потому, что никто из этих писак не знал Юру так, как знала его она, Машенька. Да, знала. А теперь не знает, что и думать.

Ожил мобильник — подарок Юры. Машенька глянула на экран — странно, номер совсем незнакомый. Кто бы это мог быть?

Приложила к уху плоскую коробочку.

— Але-ооо!

— Здравствуйте, — произнес несколько хрипловатый голос, явно пожилого человека. — Мне, пожалуйста, Машу Яловичеву.

— Здравствуйте. Я вас слушаю.

— Машенька! С вами говорит Шарнов Данила Антонович. Надеюсь, Юра Тепляков говорил вам хоть что-то обо мне.

— Данила Антонович. А, да-да! Помню-помню! Говорил! А вы от Юры?

— От Юры? Почему — от Юры? Нет, я сам по себе. А у вас, Машенька, есть с Юрой связь?

— Нет. Он мне не звонит. А я ему звонила-звонила, но мне все время отвечали, что абонент недоступен.

— Странно.