Делии казалось несправедливым, что вокруг глаз у нее появились морщинки, при том что лицо осталось таким же неопределенным, безыскусным, треугольным, как в детстве. Но Эдриан, очевидно, находил это привлекательным.
Если только не говорил это из учтивости.
Делия поискала имя Блай-Брайс в телефонной книге, но у него, должно быть, был незарегистрированный номер. Она искала мужчину на улице и в местных магазинах. Дважды за последние три дня она возвращалась в супермаркет, оба раза надевая платье с присборенным лифом, в котором фигура казалась менее плоской. Но Эдриан не появлялся.
А если бы и появился, что бы она сделала? Она ведь не влюбилась в него, ничего похожего. Ведь неизвестно даже, что он за человек! И уж точно Делия не хотела (как сама себе это объясняла) «ничего начинать». С тех пор как ей исполнилось семнадцать, она строила свою жизнь вокруг Сэма Гринстеда и ни разу не взглянула ни на одного мужчину. Даже в своих грезах она хранила ему верность.
Тем не менее, когда Делия представляла, что может встретить Эдриана, она сознавала, что начинает двигаться более легко, ловко и естественно, ощущение собственного тела в складках платья становилось другим. Она не помнила, когда последний раз настолько ясно себе представляла, как выглядит со стороны.
Дома четверо рабочих устанавливали кондиционер — еще одно из внезапных нововведений Сэма. Они прорубали пол и стены, заводили тяжелые, гудящие машины, устанавливали металлические трубопроводы и прокладки, которые выглядели, как серые ватные тюфяки. Делия лежала ночью в кровати и смотрела вверх, прямо сквозь новое прямоугольное отверстие в потолке, на голые конструкции мансарды. Ей представлялось, как летучие мыши и червяки со шлепаньем падают на нее во сне. Казалось, она слышит, как стонет от тоски ее скромное, спокойное жилище, не готовое к переменам.
Но Сэм чувствовал себя триумфатором. О, он едва мог найти время для пациентов между визитами ремонтников. Электрики, плиточники, дизайнеры устремлялись в его офис с предложениями по улучшению их дома. Прибыл плотник за ставнями, потом человек со спреем для покрытых плесенью черепиц. Сэм прожил здесь двадцать два года — неужели все это время ему так не нравилось их жилье?
Сэм впервые вошел в приемную отца в понедельник в июле, через три недели после того, как Делия окончила школу. Она сидела на своем обычном месте за столом, хотя и не в свое время (Делия в основном работала по вечерам), потому что ей очень хотелось его увидеть. Сестры только о нем и говорили с тех пор, как доктор Фелсон сообщил, что нанимает помощника. «А он женат? — спрашивали они. — И сколько ему лет? И как он выглядит?» — «Нет, — отвечал их отец, — он не женат, ему тридцать два или тридцать три, и выглядит он нормально». — «Нормально?» — «Ну да, нормально, совершенно нормально», — нетерпеливо отвечал им отец, потому что врача больше всего волновало, сможет ли этот человек облегчить его работу: взять на себя вызовы на дом в утренние часы. Поэтому Делия тем летним днем рано поднялась и надела самое красивое платье, то что с сердцевидным вырезом. Потом села за столик, где с показным усердием стала расшифровывать записи отца. Ровно в девять появился молодой доктор Гринстед. Он нес накрахмаленный белый халат, перекинув его через руку. Солнце отсвечивало от его строгих, серьезных очков и приглаженных, тщательно расчесанных светлых волос, и Делия до сих пор помнила всплеск откровенного желания, которое заставило ее внутренне сжаться, будто она заглянула в пропасть. Сэм даже не помнил той встречи. Он утверждал, что впервые встретил ее, когда пришел на ужин. Это правда, был такой ужин, вечером того же дня. Элиза приготовила жаркое, а Линда испекла пирог — обе похвалялись своими кулинарными талантами, в то время как Делия, ребенок, которой оставалось еще два месяца до восемнадцатилетия и чья кандидатура поэтому даже не рассматривалась, сидела напротив Сэма и отца в гостиной и потягивала шерри из «взрослого» стакана. |