Мы прошли дом Архангела, были уже у склада.

— Глупости ты говоришь! То, что на Нойвальдеггерштрассе темно, не имеет значения. Туда не пройдешь. На Атариаштрассе трубу перегораживает железная решетка.

— Зачем?

— Во-первых, чтобы задержать листья и всякую грязь, во-вторых, чтобы задержать любопытных. Мало ли кому взбредет в голову пройтись туда-сюда!

— Откуда ты все это знаешь?

Отец засмеялся.

— В детстве я здесь часто бывал. Мы приходили пешком. Мне всегда хотелось пробраться в канал. Думал, это здорово: пройти по каналу к нашей улице и вылезти возле дома. Глупость, правда?

Нам не пришлось никуда залезать и не пришлось идти вдоль канала. Геральд спал подле бетонной трубы в зарослях крапивы. Лежал он, свернувшись, руками обхватив ноги, колени — у подбородка, голова — на узле. Узел был мне знаком, вернее, знакома скатерть из столовой Лайнфельнеров. В нее было что-то завернуто. Я пнула узел ногой. Зазвенело. Из узла выкатилась маленькая стеклянная банка с паштетом и упала в воду. Я ее сразу же выловила.

Геральд, проснувшись, уставился на нас. Отец ему улыбнулся. Геральд выглядел смешно: лицо грязное, серо-коричневое, вокруг глаз светлые круги, кончик носа красный. Наверное, он замерз — зубы стучали.

Отец снял с себя куртку, укутал ею Геральда. Посмотрел на узел, покачав головой.

— Ты что, парень, не нашел подушки помягче?

Геральда разозлил смех отца.

— Я не такой дурак! Я заснул здесь наверху из-за крыс, чтобы они не сожрали мои продукты.

Геральд встал. На том месте, где он спал, лежала темная лепешка.

— Ага, хлеб из запасов Кона!

— Жаль! — Геральд поднял раздавленную булку. — Ее еще можно есть?

Отец покачал головой. Геральд вздохнул.

— Ничего страшного! Главное, мы тебя нашли!

— Я не вернусь! — Геральд скинул с плеч отцовскую куртку. — Через канал пройду к другу.

— Геральд, — вмешалась я, — через канал нет хода. На Атариаштрассе вделана решетка, через нее не пройти!

Отец кивком подтвердил мои слова.

— По каналу вообще не пройдешь.

Геральд посмотрел на меня недоуменно.

— Но ведь ты говорила…

— Я пошутила.

— Какая это шутка! Так не шутят! Ты меня, ты меня… — Геральд не находил слов. — Ты наврала мне!

Отец схватил Геральда, прижал к себе. Тот орал:

— Она мне наврала. Сказала, можно пройти! Она мне это подсказала. Говорила, что часто… Ах, подлая врунья!

Геральд заплакал от ярости и бессилия, что не может меня побить. Отец все еще его держал.

— Она послала меня в грязь, в вонючую лужу. А там темно! Там страшно! Там эти твари. И сыро, и дороги нет. Я ей поверил, думал, утром найду дорогу!

Я тоже закричала:

— Я тебя не посылала, не посылала, не посылала!

— Но наврала!

Всхлипнув, я согласилась.

— Да, да! Ладно! Я наврала, наврала, наврала. Теперь ты доволен?

Геральд был доволен. Отец его отпустил. Поднял с земли куртку, узел с консервами.

— Ну ладно, пошли. Отведем блудного сына домой!

Но Геральд не хотел домой.

— Почему? — осведомился отец.

Геральд ковырял землю носком ботинка.

— Все так глупо! Глупо! — От его ноги отлетали камешки. — Кто уходит, тот не возвращается!

— Возвращается. — Отец тоже пинал камешки. — Должен вернуться! Все тебя ждут!

— Все будут на меня пялиться.