В гостиной перед большим камином, отделанным песчаником, стояли мягкий диван и два обитых кожей стула. У противоположной стены выстроились книжные шкафы, заполненные выпусками «Ридерз дайджест», собранными на протяжении двух поколений. Здесь же стояла стереосистема. Самые любимые диски семьи Бридж хранились в красном пластмассовом ящике от молока. Руби увидела, что сверху лежит альбом «Венус» группы «Бананарама». Этот диск принадлежал ей.

Ее внимание привлекли фотографии на каминной полке. Рамки были не такими, как ей помнилось. Нахмурившись, Руби подошла к камину. Здесь находились только фотографии детей Кэролайн, и ни единого снимка Руби или хотя бы самой Каро.

— Очень мило, — пробормотала Руби и поплелась к узкой лестнице. Поднимаясь по скрипучим ступеням наверх, она почему-то чувствовала себя всеми забытой.

Ее пальцы оставляли на пыльных перилах извилистые следы. Второй этаж был совсем маленьким, на нем поместилась только одна полноценная спальня. В начале семидесятых дедушка Бридж оборудовал в бывшей гардеробной ванную, в ней едва хватало места, чтобы, наклонившись над раковиной, почистить зубы. Весь этаж был застелен зеленым, как авокадо, и довольно уродливым ковром.

Руби открыла дверь в спальню родителей и включила свет. В комнате доминировала большая кровать с латунными спинками, по обеим сторонам от нее симметрично расположились французские столики, на которых стояли желтые лампы с зелеными абажурами, украшенными золотистыми бусинками.

«Стиль Лас-Вегаса», — говаривала бабушка. Руби вспомнила, как старушка сидела в этой самой комнате в кресле-качалке, ее морщинистые руки с выступающими венами сноровисто орудовали спицами. «Шерстяных пледов никогда не бывает слишком много» — еще одно ее изречение. Она повторяла его всякий раз, когда принималась за вязание нового. Когда она вязала, на старом проигрывателе всегда стояла пластинка Элвиса Пресли.

Давно уже Руби не вспоминала бабушку так отчетливо. Вероятно, ей нужно было увидеть этот дом, чтобы воспоминания о хороших временах вернулись. Комната сохранилась точь-в-точь такой же, какой была тогда, Нора не стала ее переделывать. Когда бабушка и дедушка умерли, отец перевез семью в более просторный дом на острове Лопес, а этот остался в качестве летнего.

Руби пересекла комнату, подошла к застекленным створчатым дверям и открыла их. В комнату хлынул свежий, пахнущий дождем воздух, кружевные занавески задрожали от легкого ветерка. Серое, покрытое тучами небо и свинцовое море выглядели как картина, заключенная в раму из прямых и тонких, словно посудные ершики, сосен Дугласа. Руби вышла на крошечный балкончик второго этажа. По обеим сторонам стояли легкие складные стулья, на перекладинах спинок висели бусинки дождевых капель.

На доли секунды Руби показалось невероятным, что она живет в душном городе, где в жару даже в садовых шлангах вода становится горячей, точно кипяток. Она вернулась в комнату и краем глаза заметила на тумбочке новые фотографии. Рассмотрев их поближе, она чертыхнулась: Кэролайн снова это сделала. Здесь были только свидетельства новой жизни Каро. Казалось, сестра пыталась изгнать Руби из семьи.

Руби, хмурясь, спустилась на первый этаж и направилась к машине. Взяв из багажника два чемодана, она внесла их в дом, оставила у закрытой двери спальни первого этажа, потом снова поднялась наверх и открыла двери-жалюзи гардеробной. Гардеробная была пуста. Дернув за цепочку выключателя, Руби включила маленькую лампочку, бросила на пол свою дорожную сумку и только тогда заметила картонную коробку. Она присела на корточки и подтянула коробку к себе. На крышке жирным черным фломастером было выведено: «Прежнее». Руби открыла коробку — и нашла в ней себя.