– Ага, Альфред, парниша, – в голосе его зазвучал явственный шотландский акцент. – Сам знаю, – он снова перешел на латынь и повысил голос. – Каждый член Совета имеет право высказаться по этому поводу. Вам всем известно, насколько важным и ответственным мероприятием является назначение членом Совета Старейшин. Скажите, кто из вас согласен с тем, что это достаточно серьезное дело, чтобы вынести его на всеобщее голосование?

Зал откликнулся почти единогласным «Да», к которому я присоединил и свой голос. Эбинизер окинул собравшихся взглядом и вопросительно посмотрел на Мерлина.

Я увидел на лице старикана плохо скрытую досаду. Больше всему ему явно хотелось хлопнуть кулаком по трибуне, но он сдержался и кивнул.

– Очень хорошо. В таком случае, в соответствии с установленными правилами мы предложим этот пост старейшему из присутствующих здесь чародеев, – он покосился в сторону примостившегося в уголке сцены старичка‑чародея сушеного вида с пером, чернильницей и кипой пергаментных листов. – Чародей Пибоди, будь добр, огласи список.

Тот кивнул, полез под стол и вынырнул оттуда с объемистым чемоданом. Потом буркнул что‑то себе под нос, потер лоб пальцем, перепачкав его чернилами, и открыл чемодан. Он вытянул из стопки, как мне показалось, первый попавшийся лист, положил его перед собой на стол, удовлетворенно кивнул и дребезжащим голосом принялся зачитывать список.

– Чародей Монтрой.

– В научной экспедиции на Юкатане, – отозвалась Марта Либерти.

Пибоди кивнул.

– Чародей Гомес.

– Все еще не проснулся после приема того эликсира, – сообщил стоявший у стены Страж в сером плаще.

Пибоди кивнул.

– Чародей Лукоцци.

– В академическом отпуске, – сказал чернобородый, татуированный чародей, сидевший за нашим столом. Эбинизер нахмурился и нервно дернул щекой.

Так продолжалось примерно четверть часа. Наиболее любопытные причины отсутствия звучали вроде: «женился по любви», «живет под полярной ледяной шапкой» или «сидит на пирамиде».

Наконец Пибоди покосился на Мерлина.

– Чародей МакКой.

Эбинизер фыркнул и встал. Пибоди перечислил еще с полдюжины имен.

– Чародей Шнайдер, – возгласил он, наконец.

Маленький круглощекий человечек с седым пухом на голове и хорошо заметным даже под просторным балахоном округлым брюшком встал и коротко кивнул Эбинизеру. Потом он повернулся к Мерлину.

– Я благодарен вам за предложение, почтенный Мерлин, – объявил он на латыни, но с сильным немецким акцентом. – Однако при всем моем почтении я вынужден отказаться от него в пользу Чародея МакКоя. Он послужит Совету куда лучше, чем я.

Мерлин выглядел так, словно кто‑то выжал ему в рот незрелый лимон.

– Очень хорошо, – сказал он. – Не желает ли кто‑нибудь из старших чародеев предложить свою кандидатуру как альтернативу Чародею МакКою?

Я не сомневался, что таковых не найдется – об этом красноречиво говорили лица ближних к нам чародеев. Сам Эбинизер не спускал глаз с Мерлина. Он стоял, широко расставив ноги. В зале воцарилась тишина.

Сжав губы так, что они превратились в тонкую линию, Мерлин обвел зал взглядом и чуть заметно кивнул.

– Все за? – спросил он.

Зал снова откликнулся одобрением, на этот раз еще более единодушным.

– Очень хорошо, – повторил Мерлин, поджав нижнюю губу, от чего голос его сделался несколько кислее. – Раз так, пусть Чародей МакКой займет место в Совете Старейшин.

По залу пробежал вздох – как мне показалось, облегчения. Эбинизер оглянулся и подмигнул мне.