– Как это у тебя получилось? – спросила я.

– Техника, дочь, техника!

Засыпая, я все время смотрела на мышь, словно и правда боялась, будто она убежит. Видимо, мне еще многому надо научиться. Смя-тый шедевр с морем, небом и чайками валялся в ведре для бумаг. Единственное, что меня успокаивало, – хирургом я быть никогда не хотела!

Находясь под впечатлением, села писать сногсшибательный сценарий. Назвать решила «Неспящие Гарри и Салли пишут письмо». Отберу все самое лучшее, сниму сливки таланта Норы Эфрон и покорю мир! Потом немного подумала, зачеркнула «Гарри и Салли», заменив их на «Гарик и Соня». Каждый уважающий себя сценарист пишет о том, что ему знакомо и близко. Представила, как мы с Ивановым пишем письмо. Долго думала – кому? Деду Морозу – поздно. А больше кандидатов не нашлось. Зато, представив себя наедине с Игорьком, я так разнервничалась, что весь творческий настрой ушел. Придется миру подождать нового шедевра!

Заправила истощенный организм банкой шпрот из полупустого холодильника. Думаю, Нора Эфрон не терпела таких лишений…

Вечером мы всей семьей засели за компьютер разгребать наши турецкие фотографии. С видами и отдельными портретами все легко: неудачные – в архив, удачные – в печать. А вот семейные фото выбирать – одно мучение. То мама себе не нравится, то я себе не нравлюсь, то нам с мамой не нравится папа. На одном снимке я оказалась вместе с Ромкой. Видимо, папа втихаря щелкнул – мы-то ни сном ни духом. Ромка руками размахивает, а я смеюсь, как ненормальная. Хорошая фотография вышла – живая.

Спать легла пораньше. Завтра приезжает Розочка, и мы отправляемся в культурную столицу России – Питер.

– Танюша, ты все молодеешь и хорошеешь! Отдых пошел тебе на пользу! – ворковала Розочка, обнимая маму, которая действительно молодела и хорошела под бабушкиным взглядом.

Потом Розочка подошла к папе, нежно погладила по щеке и что-то прошептала ему на ухо. Папа посмотрел на маму, покраснел и заулыбался.

– Ну, иди сюда, мой Бутончик! – Розочка ласково и игриво подмигнула мне.

Так уж повелось, что она называет меня Бутончиком. Год назад, на волне протеста и юношеского максимализма, я пыталась сопротивляться. Но противостоять Розочке невозможно и неприятно. И я смирилась, тем более что в душе мне нравился «Бутончик». Есть в слове потенциал… ну, и звучит ласково.

Несмотря на то что я переросла Розочку почти на голову, в ее объятиях я чувствовала себя как-то по-детски защищенно и спокойно.

– Ну что, Бутончик, ты в боеготовности? – пытаясь изобразить строгость и военную выправку, спросила Розочка.

Я кивнула в сторону собранной для поездки сумки.

– Ничего не забыли? Хотя наверняка что-нибудь забыли. Иначе и быть не может – дома обязательно надо что-то забыть, иначе категорически не захочется возвращаться! – сказала Розочка, набирая какой-то номер на сотовом телефоне. И уже в него продолжила: – Эммануил, выноси нас!

Тотчас в дверь позвонили, и на пороге появился бодрый крепенький старичок. Он отдал нам честь, схватил мою сумку и был таков. Мы расцеловались с родителями и ринулись за Эммануилом.

Розочка вечно была окружена кавалерами и даже в своем преклонном возрасте рассматривала несколько предложений руки и сердца. Один из окрыленных надеждой претендентов и отвез нас на поезд.

Нашим попутчиком оказался молодой мужчина, который сразу запрыгнул на верхнюю полку и уткнулся в ноутбук.

Я выяснила, что забыла дома зубную щетку, пришлось ложиться спать грязнозубой.

В окно смотреть было бесполезно – тьма кромешная.