|
Покойная жена называла его бесчувственным. СарториИрвраш знал, что это правда, поскольку его нервные центры были целиком сосредоточены на работе. Он особым образом сутулил плечи; возможно, в надежде, что это придаст ему внушитель-ный вид, чего ему так часто не хватало. Ему было тридцать семь - если точно, тридцать семь лет и пять теннеров, согласно принятой на Кампаннлате системе летоисчисления, - и возраст, конечно, давал себя знать: годы избороздили морщинами его лицо, в особенности углубив складки около носа, что вкупе с усами придавало ему вид ученой мыши. «Ты предан своему королю и любишь его, а также своих сограждан», - убеждал он себя, быстрым шагом направляясь в уединение своих покоев. Как и многие другие твердыни подобного предназначения, дворец был средоточием старого и нового. В пещерах, устроенных под скалами Матрассила во времена прошедшей Великой Зимы, когда-то давно были форты. Теперь эти пещеры либо стояли заброшенными, либо расширялись и кипели жизнью, вновь становясь крепостями или домами увеселений в зависимости от того, какие времена переживала столица, спокойные или нет. Определенные круги в Панновале никак не хотели смириться с тем, что в Борлиене, особенно в его столице Матрассиле, фагоры могли свободно расхаживать по улицам, не навлекая на себя народного гнева, более того, никого не наводя на мысль о подобной возможности. Опираясь на этот из ряда вон выходящий факт, они обратились за объяснениями ко двору короля Орла. Не найдя объяснений и там, определенные круги признали борлиенский двор провинциальным, но на том не успокоились. Король ЯндолАнганол в пору, когда судьба была к нему более благосклонна и брак с коро-левой МирдемИнггалой еще имел пряный привкус новизны, призвал в столицу лучших архитекторов, каменщиков и художников всей страны (хотя, по мнению некоторых, бесконечно безвкусных), с тем чтобы придать своей столице надлежащий лоск, заставить ее стряхнуть застарелую пыль провинциальности. Особенно большие средства были истрачены на отделку половины дворца, отведенной для королевы королев. В целом атмосфера дворца тяготела к военной, однако тут не чувствовалось той скованности и показного этикета, которыми отличались дворы Олдорандо и Панновала. Двор благосклонно смотрел на процветающие под его крылом высокие материи. Так, к примеру, покои СарториИрвраша все давно уже признавали пристанищем науки и искусства. Советник неохотно поднялся из кресла и покинул свои покои - нужно было продолжить разговор с королем. Вероник навеял его смятенному рассудку мысли чуть более приятные, чем тяжкие государственные думы. Не далее как вечера советнику удалось разрешить проблему, изводившую его уже по меньшей мере год, - проблему, уходящую корнями в далекое прошлое. Правда и ложь в прошлом всегда бывали более подвластны ему и различимы, чем в новые времена. Навстречу ему появилась королева, как обычно в пламенно-красной мантии, в сопровождении брата и малолетней принцессы Татро, которая моментально подлетела к советнику и с визгом намертво вцепилась в его ногу. СарториИрвраш поклонился. Углубленный в свои мысли, он, однако, заметил волнение на лице королевы королев - по всей видимости она, как и он, была озадачена и обеспокоена визитом панновальских послов. – Сегодня вам предстоит разговор с панновальцами, - сказала королева вместо приветствия. – Пока моя история еще не написана, мне, к сожалению, изредка приходится встречаться с разнообразными напыщенными типами. Опомнившись и обуздав раздражение, советник быстро рассмеялся. – Прошу прощения, ваше величество, я хотел сказать, что всегда полагал принца Тайнца Индредда Панновальского лучшим другом Борлиена, хотя и не лишенным некоторых… Королева медленно улыбнулась в своей обычной манере: она словно бы не желала уступать шутке, не хотела, чтобы ее смешили, - улыбка обычно зарождалась в глазах, потом смеяться начинал нос, после чего к общему веселью присоединялись и губы. |
