Почти только пациенты длительной терапии. Едва ли кто-то находился в учреждении меньше пяти лет. Несмотря на солнечные лучи, у Пуласки по спине пробежал холодок. Он снова подумал о последних строках Наташи.
«Стены приближаются. Я больше не выдержу в этой комнате. Всегда есть другие, которые по ночам приходят ко мне. Промежутки становятся короче. Они приходят снова и снова. В темноте. Эти страдания!»
Обратная сторона записки звучала более показательно.
«Я виновата в том, что они должны все это делать со мной. Я всегда пытаюсь быть хорошей, но внутри себя я злая, грязная шлюха».
В принципе, каждый в учреждении был достаточно достойным доверия, чтобы достаточно близко подойти к Наташе и убить ее. Убийца должен был сначала напоить девушку бутылкой джина, чтобы затем управиться с двумя шприцами. Майка, судебный медик, узнает при вскрытии, ввела ли себе Наташа сначала болеутоляющее и затем наглоталась джина или убийца сначала напоил ее и сделал послушной, чтобы потом дать шприцы.
В двери постучали. Пуласки посмотрел вверх. В помещение вошла привлекательная женщина средних лет. Она не выглядела как адвокат.
— Вы хотели со мной поговорить?
Пуласки вопросительно на нее посмотрел.
— Я хотел?
— Доктор Соня Виллхальм, я… была терапевтом Наташи.
Пуласки поднялся.
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Она остановилась. Когда женщина отворотила нос, Пуласки понял. Он посмотрел на полную пепельницу. Сразу две зажженные сигареты дымились рядом.
– Мы можем поговорить в саду, — предложил он. – Мне не помешает пройтись.
Она осмотрела его критическим взглядом.
— Определенно, нет.
Доктор Виллхальм напоминала ему жену. У нее были черные волосы, заколотые в высокий узел, с седыми прядями по бокам, солнечные очки в волосах, и бижутерия на блузке и запястьях, как носила Карин.
Когда они шли по гравиевой дорожке, доктор Виллхальм подала ему папку.
— История болезни Наташи?
Она изумленно покачала головой.
— Полная история Наташи занимает пять толстых папок. Это только текущие бумаги: история болезни, терапия, назначения медикаментозного лечения, записи медсестер и течение болезни за последние два месяца.
Удивленный Пуласки взял документы.
— Откуда такая честь?
— Я знаю прокурора, — объяснила она. – Самое позднее, через три часа, так или иначе, я должна была выдать папку. Короткий телефонный разговор только ускорил дело.
— Вы – первый приветливый и готовый помочь человек, который встретился мне в этом учреждении.
— Это моя профессия. – Она по-особому улыбнулась. Чем также напомнила ему жену.
— Я могу спросить, почему вы выбрали эту профессию? – поинтересовался Пуласки.
— Конечно.
Соня долго ничего не говорила, и он уже подумал, что она оставит все как есть, но все же, наконец, женщина ответила.
— Дети – это самые слабые члены общества. Именно поэтому они часто становятся жертвами насилия и сексуального домогательства.
«Всегда есть другие, которые приходят ко мне по ночам».
— У вас есть дети?
Она покачала головой.
— Только мои клиенты. С Наташей я работала в течение семи лет. Особенно в последнее время мы достигли великолепных успехов. Она была совершенно скорректирована медикаментозно, легкая смесь успокоительных средств, нейролептиков и антидепрессантов. На этот момент она никогда бы не совершила самоубийство.
— Я знаю.
В конце гравиевой дорожки они подошли к ряду скамеек, на которых сидели несколько подростков пациентов с медсестрами. Пуласки слышал стук игровых кубиков в бокале. За этим бунгало, в тени большой липы, находилось здание с широкими окнами, которое напоминало ему детский сад. |