— Логично, — одобрил Хенк, — А какая версия более вероятна?

— Первые две уязвимы, — ответил я, — Что-то не верится в приступ совести у человека, который торговал своей страной два десятка лет. Не взбунтовался, когда русские задушили Венгрию, спокойно перенес "пражскую весну", а вторжения в Афганистан, видите ли, не вынес.

— Согласен — это маловероятно.

— Как если бы французы ни с того ни с сего отказались давать деньги из государственного бюджета на игры НАТО.

— Понял, — сказал Хенк, — И вполне согласен.

— Стало быть, остается шантаж, — заключил я.

— А вот этого быть не может, — вмешался Пабджой. — И никто меня не убедит, будто бы искушенный, высшего ранга агент с огромными связями испугался придурка, сказавшего: "эй, а ты ведь, братец, шпион!" Насчет Филби годами разные люди твердили, что он шпион, да кто их слушал? В конце концов, он преспокойно смылся.

— Значит, вариант шантажа не отвергаете? — уточнил Хенк.

— Начисто отвергаю. Как и муки совести. Что-то тут другое — посложнее. Чувствую, но сформулировать пока не могу, фактов маловато, одни рассуждения. Нужны конкретные данные. Поезжай-ка обратно в Париж, Кэри.

— Через пару дней, — сказал я. — Мне тут предстоит кое с кем повидаться. С Отто Фельдом, в частности. Заодно надо как следует прийти в себя и проскользнуть обратно незаметно, чтобы Вавр меня опять не достал.

— А я поболтаюсь тут в Лондоне в ожидании новых сведений, — заявил Хенк, — Рассчитываю на вас, джентельмены. Наши хотят докопаться до сути этого дела, так что держите меня в курсе. В случае надобности поможем, идет?

Мы распрощались дружески, но когда за американцем закрылась дверь, я сказал шефу:

— Ей-Богу, сняли бы вы с меня этот крест, а?

В то же утро я позвонил Отто, и мы позавтракали вместе в итальянском ресторанчике возле Стренда. Мне хотелось разузнать у него насчет квадратиков, которые рисует Пабджой. И ещё — насчет самоубийств. Отто общителен на свой gemutlich венский манер.

— Эндрью Пабджой — классический анальный тип, так сказано у Зигмунта Фрейда, — провозгласил он, — Его статья "Характер и анальный эротизм", написанная в 1908 году, является заметным вкладом в теорию и практику психоанализа. Фрейд учит, что если в человеке с самого раннего детства — с предгенитальной фазы анальные и садистские компоненты сохраняются как предпочтительные, то у такого человека по мере взросления складывается то, что мы называем анальным эротическим характером. Отсылаю тебя к таким специалистам как Сэджер, Карл Абрахам и особенно Эрнст Джонс, который посвятил этому предмету лучшие свои работы. Ты меня понял?

На этой стадии я ещё понимал Отто, но чувствовал, что скоро мне за его мыслью не угнаться.

— Так вот, продолжал он, — Фрейд и Абрахам выделяют три характерные черты анального типа: аккуратность на грани педантизма, скупость на грани скаредности и упрямство, которое часто становится вызывающим. Сэджер утверждает, что человек с таким характером убежден, будто все делает лучше других, это приводит к трениям на службе. Джонс обращает внимание на его чрезмерную любовь к порядку, системе, точности, опрятности und so weiter и так далее. Абрахам подчеркивает его придирчивость к сотрудникам.

— Это он и есть, — сказал я, — Как живой.

— А дальше больше, — сообщил Отто, — Ты только слушай. Джонс развил идеи других авторов и пришел к выводу, что анальный характер одержим желанием знать оборотную сторону вещей. Если его дом стоит по эту сторону холма, то ему вечно кажется, что, живи он с другой стороны, ему было бы лучше. Читает он газету — его одолевает нетерпение поскорей узнать, что написано на обороте.