Тут орудовал эксперт — и совсем недавно. Я попытался открыть дверь — не тут то было. На полу лежал коврик, я приподнял его в слабой надежде, что под ним может оказаться ключ. Ключа не было — но, когда я нагнулся, из-под двери на меня пахнуло знакомым сладковато-удушливым запахом. Нагнулся ещё раз — сомнений не было…
Все попытки открыть дверь были тщетны — она не поддавалась. Придется побеспокоить соседей, если они есть. Я отошел подальше и со всего маху ударил плечом. Предыдущие старания все же сделали свое дело — раздался громкий треск, дверь распахнулась. За ней царила тьма, я пошарил по стене, нашел выключатель. Лампа осветила тесный пустой холл. На полу под вешалкой валялось упавшее пальто. Запах смерти был невыносим, пришлось вернуться на лестничную клетку. Здесь я перевел дух и снова ринулся в квартиру. Поспешно миновал холл. Отворил окно, подышал. Вернулся в холл — сюда выходили ещё три двери, две из них стояли открытыми: за одной маленькая кухня, за второй ванная. Включив повсюду свет, я обнаружил полный хаос. В гостиной подушки и вся мягкая мебель буквально растерзаны, все, что могло упасть, повалено, даже тяжелый с виду шкаф опрокинут. На полу в кухне пакеты с продуктами, холодильник настежь, из крана капает вода.
Открывая кухонное окно, я поймал себя на мысли, что оттягиваю момент, когда придется-таки войти в спальню и увидеть то, что мне меньше всего хотелось бы видеть. В ванной я намочил под краном носовой платок и плотно закрыл им нос и рот. Здесь тоже все было свалено, по полу рассыпались какие-то таблетки. Обнаружив флакон с одеколоном, я побрызгал на платок, и, наконец, шагнул в спальню и зажег свет.
Анни Дюпюи лежала на полу, одетая. Одна нога неловко подвернута. Рот заткнут полотенцем — ей, должно быть, впихнули его прямо в глотку, о причине смерти гадать не приходилось. Лицо неузнаваемо: вспухшее, в пятнах, и только блестящие черные волосы свидетельствовали, что эта та самая женщина, с которой я беседовал за столиком в "Колизее". Тогда она неумеренно пила, сердилась и готова была вцепиться в меня ногтями. Тот, кто убил её недели две назад, знал, что она готова рассказать мне нечто опасное для него, для убийцы.
Я заставил себя подойти ближе и, нагнувшись, взглянул на её шею. Слева было родимое пятно размером с пятак — при встрече я его не заметил. Вот для чего был предназначен шифоновый шарфик.
В спальне царил все тот же беспорядок. Ящики из шкафа вывернуты на пол, постельное белье сброшено, матрас располосован. Хлопья пыли поползли по полу: сквозняк. Отравленный воздух квартиры уже не столь неподвижен. Если Анни Дюпюи и утаила от меня что-то — никогда я об этом не узнаю. Если что-то тайное хранила в своем доме — этого тоже теперь не найти.
Подобрав с пола какую-то тряпку, я старательно протер все, к чему прикасался. Закрыл двери и окна, выключил повсюду свет. Входная дверь плотно не прикрывалась, пришлось заткнуть между створками сложенный в несколько раз клок газеты. Покинув этот жуткий дом, я выпил коньяку в соседнем баре — чтобы прийти в себя и убедиться, что за мной не следят. Одеколон помог лишь отчасти — вся моя одежда пропиталась страшным запахом смерти…
Утром я позвонил в префектуру четвертого округа и, представившись месье Дюпоном из дома номер шесть по улице Безу, сообщил, что дама с пятого этажа давно не показывается, а из её квартиры по всему зданию распространяется странный запах. В ту самую минуту, когда я положил трубку, отворилась дверь и вошла Изабел.
— Боюсь, я тебя не обрадую, — сказала она, — Скучное сообщение: Эндрью просил передать, что сегодня в Париж прибывает Хенк, твоя встреча с ним назначена на пять. В баре отеля "Континенталь".
— Ладно, буду, — сказал я.
Когда я пришел в "Континенталь", Хенк Мант уже восседал в глубоком кресле с бокалом какого-то зелья в руках. |