Да, за эти три месяца Софья Петровна действительно очень сильно похорошела, но то ли ещё будет, когда она и мои сёстры выпьют колдовского зелья. Улыбнувшись, я сказал:

- Маменька, завтра мы с Максимом Демидовичем будем с утра зелье колдовское варить, а потому я не побегу, а на коляске к нему поеду. И вообще я с завтрашнего дня прекращаю обдирать мышцы. Буду только плаванием и гимнастическими упражнениями на гибкость заниматься. Массу я быстро набрал, так что теперь к новому качеству переходить надо. Дед Максим, подумай на досуге и скажи, когда мне к тебе приходить, чтобы ты начал меня колдовской науке учить.

Синеус огладил бороду и ответил:

- А когда захочешь, Матвей Никитич, но всё же будет лучше, если ровно в два часа мы будем начинать наши занятия, чтобы самое главное и сокровенное, на сумерки оставалось. Только я так думаю, мне лучше для этого в именье перебраться, Никита Василич. Ты уж выдели мне, старому, каку каморку.

- Вот ещё! - Возмутился я - В моих комнатах поселишься! Я не потерплю, чтобы мой первый учитель в каморке ютился. Если тебе не понравится угловая комната с изразцовой печью, то можешь мою спальню занять, я тебе даже кровать с балдахином отдам, Максим Демидович.

Меня поддержала маменька:

- И я про то давно тебе говорю, Максимушка. Только ты лучше меня послушай, поселись в верхних комнатах, рядом с библиотекой, там всегда тихо и покойно.

На том и порешили, но деду Максиму понравилось моё предложение, хотя маменькино и было лучше. Наверху действительно никогда не бегали по коридорам дети домашних слуг моих родителей. Странно, но хотя я и был старше Матвеевых родителей, изображая их сына, стал к ним относиться точно так же, как и к своим родителям, но с поправкой на местные условия, обычаи и нравы. После завтрака мы пошли в кузницу, а отец тем временем отправил Прохора людьми и двумя большими подводами в дом колдуна, чтобы те забрали оттуда все го вещи кроме тех, которые находились на специальной, колдовской половине. Дед Максим по пути на хозяйственный двор спросил у меня:

- Матвей Никитич, а там наверху найдётся большая горница для моей колдовской кухни? Она у меня не шибко большая.

- Найдётся-найдётся, дед Максим. - Успокоил я колдуна и с улыбкой добавил - Здорово, теперь мы сможем все вчетвером по вечерам поговорить у камина о колдовском искусстве.

- Да, какое же это искусство? - Изумился Синеус - Обычное колдовство и нету в нём никакого искусства.

На этот счёт я имел иное мнение и потому сказал, подходя к широким воротам кузницы:

- Сейчас сам увидишь, Максим Демидович. - Войдя внутрь я громко поздоровался - Доброго тебе здоровья, Потап Архипыч.

Наш дворовый кузнец, как всегда поутру, сидел в железном ящике на большой наковальне, брал силу от железа. Толкнув дверцу, он ответил мне сильным, красивым голосом:

- И ты будь здрав, молодой боярин-колдун. С чем-то новеньким пожаловал к старику? Расскажи-расскажи, порадуй старого новой придумкой. У тебя они одна затейливее другой.

Потап Архипович был мужчиной среднего роста и совсем не той комплекции, чтобы в нём можно было сразу же заподозрить кузнеца. Правда, его выдавали руки с большими ладонями, в которые въелся металл. Своими руками кузнеца-колдуна, Потап Архипыч мог творить настоящие чудеса. К нам тотчас подошли четверо его подмастерье, здоровенных, могучих мужиков, в совокупности настоящий подъёмный кран. Вскоре нам предстояло сладить для Петра Ивановича колдовскую буровую машину, которая пробурит скважину глубиной в восемьсот шестьдесят метров. Когда я показал её эскизный рисунок кузнецу, тот чуть до потолка не подпрыгнул, но я и раньше делал ему такие заказы, что он только диву давался, но брался за них с азартом и из-под его рук выходили совершенно фантастические вещи. Пожав ему и подмастерьям руки, я попросил:

- Николай, принеси сюда ящик с формовочной глиной, а ты, Митрофан, трёхпудовый слиток самой чистой меди.