|
Розалинда и Козетта тоже появлялись каждый раз, когда бывали в городе, но они нечасто покидали остров Рен. Все остальные ньюмены исчезли из ее жизни, она больше не встречала их, так же как Джона или Пэддиджека. В новой студии творчество Иззи приняло новое направление. После осмотра полотен Рашкина, привезенных из путешествия, Иззи, вдохновленная его особым видением объектов и филигранной техникой, приступила к созданию непростой серии картин, изображающих архитектурные особенности Нижнего Кроуси. В ее пейзажах сочетались уже исчезнувшие или перестроенные старинные здания и элементы современной городской архитектуры. Отличительная черта новой серии картин заключалась в том, что в городском пейзаже в центре внимания художницы оказывалось несколько противоречивых деталей: входная дверь на фоне заросшей плющом стены; узкий переулок со старым бакалейным магазинчиком по одну сторону и новой адвокатской конторой по другую; карниз старого пожарного депо с горгульями наверху, а за ним многоэтажное современное здание из стекла и бетона. В этих картинах редко присутствовали одушевленные персонажи, и только одно полотно вызвало появление ньюмена. Иззи назвала это существо Пэддиджил, поскольку она выглядела как сестра Пэддиджека и скрывалась в тени виноградных лоз, увивших обращенную к реке стену старой обувной фабрики на Церковной улице. Эта картина, названная «Лоза и камень», стала центром всей серии полотен под общим заглавием «Камни Кроуси». Выставка должна была состояться в галерее «Зеленый человечек» в начале октября.
Альбина с радостным волнением ждала начала выставки, все друзья Иззи восхищались новой серией картин, но единственным человеком, чье мнение Иззи стремилась узнать, был Рашкин. Так начались их еженедельные визиты друг к другу в студию. Иззи зашла в его мастерскую в начале мая и после непродолжительной беседы пригласила его на следующий день к себе, чтобы продемонстрировать новые работы. При каждой их встрече Рашкин вел себя как нельзя лучше, и к концу июня у Иззи исчезли последние опасения, связанные с этим человеком. Они никогда не обсуждали ньюменов и вообще не говорили о странных и таинственных явлениях — только об искусстве. Рашкин высказывал свои замечания в очень деликатной форме и не скупился на похвалы. Иззи забыла обо всех предостережениях Джона, о припадках безумной ярости Рашкина — обо всём, кроме восторга созидания, и с радостью делилась этим восторгом с художником, которым восхищалась до самозабвения. Иззи не собиралась скрывать возобновление отношений с бывшим учителем, но в присутствии Кэти речь об этом ни разу не заходила. Ее соседка могла бы услышать об этих визитах от кого-нибудь другого, но Кэти была слишком занята. Она наконец-то получила свою долю гонорара за книгу и теперь всё свободное время посвящала устройству Детского фонда. Кэти пришлось заниматься всем сразу: получать для своего учреждения статус благотворительного заведения, подыскивать подходящее помещение и закупать соответствующий инвентарь. Как говорила Кэти еще в январе, денег, полученных за книгу, не хватило даже на самое необходимое. В конце июня она организовала благотворительный концерт, совмещенный с аукционом, и по окончании этого мероприятия фонд увеличился на семьдесят две тысячи долларов. Из них тысяча сто долларов была выручена за одну из картин Иззи. — Двенадцатого июля Детский фонд будет открыт, — сказала она Иззи через несколько дней после аукциона. — Ты собираешься устроить праздник по этому поводу? — спросила Иззи. — Конечно. Но бесплатного угощения не будет. Я не хочу, чтобы предназначенные детям деньги шли на что-то другое. Единственное, что меня беспокоит, так это слишком большое количество несчастных детей, а я не хочу никому отказывать в помощи. — Так организуй еще один аукцион, — предложила Иззи. — Не думаю, что это поможет. |
