— Я знаю…

— Тогда скажите мне.

Она помолчала немного, потом начала рассказывать.

— Антуан, Доминик и Анна играли в карты. Я с детьми пошла в лес собирать травы. Вдруг я услышала автоматную очередь… В тот момент я ничего такого не подумала… Я считала, что к нам это не имеет никакого отношения… И только увидев их всех троих на земле, в лужах крови, я поняла… О! Эта кровь! Эта картина всегда будет у меня перед глазами, до самой смерти!

— Что вы сделали?

— Я сразу же завела детей в дом и закрыла дверь на ключ. Я не хотела, чтобы они видели. А потом уже пошла к ним… Они были уже мертвы… Изо всех ран текла кровь… Не знаю, как я не сошла с ума… Только мысль о детях поддерживала меня, ведь у них теперь никого, кроме меня, нет… Потом пришли люди… Они накрыли тела брезентом, женщины увели меня в дом… Кто-то из них сообщил в полицию. Вот и все.

— Базилия, я не верю, что вы мне сказали все, — тихо произнес Сервион.

— Почему?

— Я вас слишком давно знаю.

— Не понимаю…

— Вы прекрасно меня понимаете. Вы ведь видели этих бандитов, правда?

— Нет.

— Я уверен, что да. А если я скажу, что в этой банде был Фред Кабрис?

Она вздрогнула, и полицейский заметил это. Теперь он уже не сомневался, что она знает, по крайней мере, одного из убийц.

— Значит, вы знаете больше, чем я.

— Базилия, если вы назовете мне их имена, через час они будут за решеткой.

— Я повторяю вам, что…

— Ладно, успокойтесь, упрямая вы женщина!

Он кивнул в сторону детей.

— Вы молчите из-за них, верно?

— Кроме них теперь у меня никого нет.

— И вы опасаетесь, что они примутся за детей, если заподозрят, что вы были свидетельницей их преступления?

— Я ничего не видела! Я ничего не знаю!

Сервион помолчал немного, потом сказал:

— Базилия, вы понимаете, что своим молчанием вы предаете Антуана, Доминика и Анну?

— Я?

— Черт побери! Ведь вы фактически покрываете их убийц!

— Я ничего не видела, — упрямо повторила она.

Поняв, что он больше ничего не добьется от нее, комиссар встал.

— Ладно. Но я впервые вижу корсиканку, которая не хочет отомстить за своих близких!

Глаза старухи сверкнули, но она не проронила ни слова.

— Ладно. Давайте я отвезу вас с малышами домой, — вздохнул Оноре.

Фред был что называется красивым малым — высокий, худощавый, с черными вьющимися волосами и голубыми глазами. Он мог кому угодно вскружить голову.

 Сидя в кабинете Сервиона он с некоторой тревогой поглядывал на комиссара, который только что вошел и мрачно уселся в кресло. Кастелле довольствовался простым стулом. Полицейские молчали, и Фред, наконец, не выдержал:

— Зачем вы вызвали меня, господин комиссар?

— Если ты еще раз откроешь пасть, когда тебя не спрашивают, я тебе влеплю такую оплеуху, что ты долго будешь помнить!

Фред заткнулся. Сервион, еще немного помолчав, произнес, не повышая голоса:

— Я не начинаю допроса не потому, что хочу заставить тебя понервничать. Плевал я на эти штучки! Я такими глупостями не занимаюсь! Просто я сейчас испытываю почти непреодолимое желание убить тебя и стараюсь взять себя в руки.

У Фреда пересохло во рту, и он испуганно переспросил:

— Убить меня?.