ИЩЕ КАК.

*еще. Срань господня, поверить не могу, что опечатался. Да еще большими буквами, жесть, не говори Брэму АААААААААААРРРРРРГХ ОЙВСЕ

Саймон. Все будет зашибись.

Я выкидываю банку из под йогурта и отправляю грязную ложку в раковину. Восемь пятнадцать. Пора бежать на автобусную остановку. Плевать, что на улице холодрыга. Мои бедные пальчики, печатающие сообщения, меня проклянут.

Он ни разу не слышал, как я пою, и теперь точно меня бросит.

Я не могу удержаться от смеха. Брэм бросит тебя, когда услышит, как ты поешь?

Ага,  – отвечает Саймон. Так и вижу, как он нервно расхаживает за кулисами, наполовину переодетый в костюм. Школьные прогоны – это всего лишь очередные репетиции, только в костюмах, но абсолютно все пропускают занятия, чтобы на это посмотреть. Старшеклассникам даже можно не отмечаться на первом уроке. Я хотела приехать пораньше, чтобы занять место в первых рядах, откуда удобно наблюдать за Саймоном и Ником, но нужный автобус, естественно, опаздывает. Впрочем, такое случается всякий раз, когда холодает.

Он что, правда никогда не слышал, как ты поешь?

Я НЕ ПОЮ.

И тут же следом: Кроме шуток, что, если я так и буду хрипеть и меня закидают помидорами и стащат со сцены огромным кривым крюком, как в старые добрые времена??

Если это случится , – обещаю я, – непременно сниму все на телефон.

Когда я выхожу из автобуса, Нора уже поджидает меня на остановке.

– Слава богу, ты пришла. Занята? – Она нервно приглаживает свои кудри. Ни разу не видела ее такой встревоженной – даже когда одиннадцатилетний Саймон испек брауни в форме какашек и торжественно съел их у нас на глазах.

– В чем дело?

– Мартин Эддисон заболел, – медленно отвечает она, будто не веря собственным словам, и часто моргает.

– Ладно, не буду с ним сегодня целоваться.

По моему, она меня даже не слушает.

– Поэтому сегодня он остался дома, чтобы завтра быть в форме. Это значит, у нас нет Рубена, а прогон начинается… прямо сейчас. Так что я подумала…

– Я не смогу сыграть Рубена.

– Да неужто. – Она поджимает губы.

– Нора, я отвратительно пою, и ты об этом знаешь.

– Да знаю я. Я и не предлагаю… ох. – У нее вырывается нервный смешок. – Вместо Мартина на сцену выйдет Кэл, я займу его место, а ты должна стать мной.

– Стать тобой?

– Занять место ассистента режиссера.

– Ладно. – Я выдерживаю паузу. – И что нужно делать?

Она срывается с места так, что догонять ее мне приходится почти бегом.

– Хм, смотри, я беру на себя гарнитуру, буду давать указания, – говорит она. – Тебе нужно будет следить за актерами – чтобы они находились там, где нужно, – помогать двигать декорации и вообще везде успевать. Ты же справишься, правда? Просто кричи на них. У тебя получится.

– Ты на что намекаешь?

– Только… – Она замирает на месте, чтобы окинуть меня оценивающим взглядом. – Черт. Что нибудь черное у тебя есть? Или темно синее? Толстовка какая нибудь?

– Ну… с собой нет. – Я смотрю вниз, на свой сегодняшний наряд: мятно зеленое платье без рукавов, темно зеленый кардиган, серые колготки и золотистые берцы. На дворе День святого Патрика, что еще я могла надеть?

– Ладно. – Нора потирает щеку в задумчивости. – Ладно. Я что нибудь придумаю. Пока иди за кулисы, кто нибудь поможет тебе подготовиться. Огромное спасибо, что согласилась помочь.

Не припомню, чтобы я соглашалась, но Нора уже убегает по коридору прочь, а я обнаруживаю себя у дверей за кулисы. Значит, ассистент режиссера. Деваться некуда.

Внутри царит жуткий хаос.