– Ты выступишь лучше всех!
Пару секунд он таращится на меня, как будто не может поверить услышанному. Господи, я что, правда такая свинья? Он же должен понимать, что я его обожаю! Да, я говорю об этом не слишком часто, но вот как то нет у меня привычки расхаживать по школе и со всей возможной теплотой и искренностью вещать о том, насколько я ценю своих друзей. Я не Эбби. Но мне всегда казалось, Саймон знает, как я им восхищаюсь. Как это можно не заметить? Я же сохла по нему всю среднюю школу. Да да. А что касается тех футболок с волками… Да, они стремные, но есть в них что то сексуальное.
Он моргает, поправляет очки и внезапно расплывается в одной из своих фирменных улыбок.
– Люблю тебя, Лиа.
– Ага, ну да.
– «Я тебя тоже люблю, Саймон», – добавляет он, пародируя мой голос.
– Я тебя тоже люблю, Саймон, – послушно повторяю я, закатывая глаза.
– Симеон, – поправляет он, и в такт его словам звучит первая нота увертюры.
Кэл Прайс настолько плох как актер, что у меня нет слов.
Он помнит все реплики, но Рубен в его исполнении похож на исключительно учтивого дедушку бухгалтера. Поет он тоже отвратительно, просто до смешного плохо, но несмотря на это держится настолько уверенно и забавно, что хочется потрепать его по щеке. Примерно такое же чувство вызывают малыши на детском утреннике. Два с минусом за талант, пять с плюсом за очарование.
Остальные актеры тоже отстают, но не все так плохо. Тейлор поет великолепно, у Саймона не срывается голос, и не совру, если скажу, что Ник возмутительно хорош в плаще снов Иосифа.
Когда спектакль заканчивается, я ловлю Саймона за рукав и крепко обнимаю. Он явно удивлен.
– Ты сыграл лучше всех, – говорю я, и он краснеет. Потом ловит мои руки, складывает их ладонями и с минуту молча смотрит на меня с улыбкой.
– Ты замечательная подруга, – сообщает он наконец.
Это заявление застает меня врасплох, настолько искренне и тепло звучат его слова.
Вереница актеров тянется в гримерки: обедать в костюмах запрещено, поэтому им нужно переодеться. Все, кроме Кэла – тот направляется к Норе. Она снимает наушники и обнимает его, по настоящему, так что их тела соприкасаются, а Кэл шепчет что то ей на ухо. Они так и стоят вместе, вряд ли замечая мой взгляд, но стоит Кэлу уйти в гримерку, как я оказываюсь у ее стола.
– Итак… Вы с Кэлом?..
– Молчи.
– Это было офигенно мило.
– Ничего не было. Между нами ничего нет.
– Охотно верю. Вот только у меня все встало, пока я на вас смотрела.
– Лиа!
– Просто делюсь наблюдением.
Она неразборчиво бурчит и прячет лицо в ладонях, но я замечаю улыбку.
– Привет. – Кто то легонько бьет меня по пятке. Обернувшись, я вижу Брэма. – Мы хотим съездить куда нибудь на обед. Хотите с нами?
Нора качает головой.
– Мне нельзя уходить. Через сорок пять минут начинается следующий спектакль.
– А, окей.
– А кто едет?
– Только я, Гаррет, Морган и Анна.
– Иди с ними, Лиа, – говорит Нора.
– Не хочу вас бросать тут одних.
– Мы справимся, – улыбается она в ответ. – Кэла разжаловали обратно в помощники режиссера.
– Ничего себе. А кто тогда будет играть Рубена?
– Мисс Олбрайт.
– Уверена, ей пойдет борода.
Брэм следит за нашим диалогом с полуулыбкой.
– Так ты едешь?
– Похоже на то. – Я невозмутимо скрещиваю руки, потому что снова кажусь себе очень маленькой и хрупкой в огромной толстовке Гаррета. Наверное, это чувство знакомо всем девушкам, у которых есть бойфренд; мне не доводилось проверить на собственном опыте, но, полагаю, я права. |