Как относится религия Гете к христианству?

«Для меня Христос, — признается он в минуту откровенности, — навсегда останется существом в высшей степени значительным, но загадочным». (Mir bleibt Christus immer ein höchst, bedeutendes, aber problematisches Wesen.)

— обращается он ко Христу в одной из своих венецианских эпиграмм и кощунствует о Воскресении с возмутительной легкостью.

А в разговоре с Эккерманом утверждает: «Сколько бы ни возвышался дух человеческий, высота христианства не будет превзойдена». — «Величие Христа настолько божественно, насколько вообще божественное может проявиться на земле».

Но, поклоняясь Христу, он проходит мимо Него, и, в конце концов, Гретхен, кажется, все-таки права, когда говорит Фаусту-Гете:

Тут впрочем, неладно не только у Гете, но и у всего современного человечества.

Ясно одно: что религия Гете не совпадает с христианством. В христианстве не понимает он чего-то главного, — не только ли прерывного, катастрофического, внезапного, непредвидимого, что в религии называется Апокалипсисом?

Но если одна часть его религиозного опыта меньше, то другая — больше, чем историческое христианство. Последнее соединение веры и знания, откровение Духа, «дыхания Божьего» в природе, которое предчувствует он, выходит за пределы христианства.

Для нас, русских, явление Гете особенно значительно.

Как волка не корми, все в лес глядит; как ни сближайся Россия с Европой, — все тяготеет к Азии. На словах — тяготение к Западу, на деле — к Востоку. Православие — христианство восточное.

— говорит, как Гретхен Фаусту, святая Русь грешному Западу.

«Свет Христов просвещает всех», — это мы тоже говорим, — говорим, но не делаем. Нет-нет, да и усомнимся в самой сути просвещения вселенского, т. е. европейского, ибо иного взять негде, — усомнимся, добро оно или зло, от Бога или от дьявола; нет-нет, да подумаем: не опроститься ли, не отправить ли всю европейскую цивилизацию к черту и не начать ли сызнова, «по-мужицки, по-дурацки»? Что это не только нелепая, но и нечестивая мысль, — мы все еще не поняли, как следует.

Вот от этого то русского яда лучшее противоядие Гете. Лучше, чем кто-либо, знает он, что просвещение — от Бога; хотя и «язычник», с большим правом, чем иные христиане, мог бы сказать: свет Христов просвещает всех; лучше, чем кто-либо, мог бы напомнить нам, что и Европа — Святая Земля.

— исходил не только нашу, но и ту родную, святую землю — Европу.

— поют ангелы, «вознося в горнии бессмертную часть Фауста».

«В этих словах, — говорит Гете, — ключ к спасению Фауста».

Может быть, и к спасению всего европейского Запада: он ведь тоже «вечно трудится, стремясь».

ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ И МЫ

Духовный кризис Европы

Очень трудно было мне приехать на это собрание и, может быть, еще труднее будет объяснить, почему. Все же попытаюсь это сделать. Вероятно, многие сюда собрались не только для праздника, но и для дела, и, может быть, не простая случайность, что в эти именно мрачные дни всевозможных «кризисов» — политического, социального, экономического и, главного из них, тягчайшего, духовного, — первоисточника всех остальных, — мы собрались со всех концов Европы сюда, в святую землю Италии, святую колыбель европейской Высокой Культуры, под святейшую сень Maria del Fiore.