Такой разговор был у них несколько дней назад. В другое время Федор мог бы наговорить ей резкостей: в конце концов, она знала, на что идет, с кем связала свою судьбу. А тут сдержался — подумал, что близкие роды волнуют и пугают ее, Варя с каждым днем становится раздражительней, поэтому надо щадить ее состояние.

Машенька подсела к Варе на кровать, обняла за плечи.

— Не надо волноваться, распускать себя, — ласково сказала ей, заглядывая в глаза. — Все будет хорошо.

На лице Вари с коричневыми пятнами и вздернутым носом были упрямство и злость. Но, видимо, поняла, что в самом деле жестоко говорить об этом у постели больного, и только глубоко вздохнула.

Федор поднялся, чтобы предложить ей пойти домой. Прощаясь, подбадривающе кивнул Миронычу. Бескровные губы у того дрогнули — натужно силился что-то произнести. Федор поспешно остановил его.

— Молчи. После…

— Лицеисты живу-у-чие, — едва слышно донеслось до него. — Встану…

3

«Всепокорнейше осмеливаюсь Вас беспокоить, господин директор. Я тот, которого Вы стараетесь не замечать и обходите своими милостями. Но я преданнейший власти и фабрике человек и на этой почве не раз подвергался нападкам со стороны рабочих. Вы знали об этом и оставляли мои обиды без последствий. А я все-таки надеюсь заслужить Ваше милостивое внимание, а посему очень искренне буду сообщать Вам о всем, что делается в слободке, дабы, зная положение, Вы могли своевременно принимать меры.

Что я вижу на нашей славной Большой мануфактуре? Недавно пришлось мне проходить по двору — ни дыма, ни пара не видно, лишь темные силуэты фабричных труб. Посередине двора кучка людей играет в шары. Оказывается, это мастера и конторщики. Теперь они не работают, а отдыхают, весело пинают шары и бегом катают друг друга на плечах.

Отчего такое видим мы?

Как-то наткнулся я на старых рабочих. Слово за слово, разговорились. На мой прямой вопрос, почему не принимаетесь за работу, один из них с серьезным и немного угрюмым выражением лица ответил: «Да вот, слышь, на петицию еще ответа нет, неизвестно, согласится ли хозяин на наши требования». — «А какие, — спрашиваю, — требования?» — «Где тут, нешто упомнишь. Они ведь длиной-то будут с «Верую». — «Тогда зачем подписывал, коли не знаешь какие?» — «Хорошо тебе на просторе-то так рассуждать. У нас вожаки: «Пиши, — говорят, — и шабаш».

Когда я сказал, что большинство пунктов петиции не может быть уважено по своей несуразности, рабочий тот произнес: «Не моя ли правда, братцы. Говорил я — что-нибудь да в нашей петиции не чисто. Коль все было бы просто, так хозяин не стал бы тянуть».

Вот и смекайте, господин директор, зачем я это пишу. Если и впредь судьбами людей будут распоряжаться депутаты и делегаты — носители социал-демократических идей, то толку ожидать трудно. Не знаю, что тогда и станет.

Мое предложение будет такое: если предоставить всей громаде рабочих решить вопрос путем тайной подачи голосов, то вопрос разрешится, все встанут на работу. Сделать это совсем не хитро. Администрация предложит рабочим встать к машинам и потом проголосовать врозь по каждому отделу. Попробуйте это старинное средство — решить миром.

Следующее письмо найдете на столе у конторщика Лихачева с надписью Вам лично.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— И, батенька мой, что тебе не жить, коли такие письма подсылают.