– Когда я рассказал, что мы виделись с Гарриет в ночь убийства, – пояснил я.

В комнате воцарилась тишина. Казалось, Фларри собирается с мыслями.

– Значит, я зря тебя не задушил? – произнес он наконец. – Но я не такой дурак, как многие думают. Я уверен, что ни один преступник не решился бы на подобное признание, зная, что окажется в моей власти. Ведь ты мог бы и промолчать об этом, верно?

– Но…

– Погоди немного. Однажды, в тяжелые времена, мне пришлось допрашивать одного ирландца. Его подозревали в предательстве двоих его друзей, выданных карателям. Он устроил великолепную сцену показной скорби по своим друзьям, которых замучили и расстреляли. Но все его слова звучали фальшиво. Я нутром чувствовал, что это поддельные слезы. А твои были настоящими. Ты искренне раскаивался в том, что оставил ее одну. – После этого прочувствованного монолога бывший боевик хмыкнул, добавив: – Теперь я говорю как отец Бреснихан. Да к черту все это! Это дьявольски унылые поминки. Мы должны затянуть песню. Ты знаешь «Парней из Уэксфорда»?

Я напел столько мелодий, сколько мог вспомнить. Фларри отбивал такт кулаком по столу и хрипло подтягивал мне. Я исполнил «Арфа, которая однажды…», а потом, к собственному удивлению, начал петь «Она шла по ярмарке», повергнув Фларри в слезы. В какой-то момент, наверное, входил Шеймус, потому что я помню его поддерживающим мешковатую фигуру Фларри и громко ревущим какую-то революционную песню.

Наконец Фларри рухнул в кресло.

– Так-то лучше, – заявил он. – Вот это похоже на дело. У него славный голос, правда, Шеймус?

– Правда, – согласился ирландец.

– Никаких мерзких похоронных воплей. Ты когда-нибудь слышал причитания по покойнику, Доминик? – заинтересовался мой друг.

– Нет, – пожал я плечами.

– Чертовски неприятный шум, словно стая волков воет на луну, – мрачно пояснил муж Гарри. – Так, что кости стынут.

– А ты когда-нибудь слышал вой волков, Фларри? – спросил О'Донован.

– Я слышу его, когда приходит бейлиф, – буркнул собеседник.

– Что напоминает мне…

– Оставь свои воспоминания при себе, Шеймус! – натужно рассмеялся хозяин дома. – Мне не нужны вытянутые лица на поминках. Лучше выпей! Знаете, ребята, сегодня я первый раз как следует нализался после смерти Гарри. За это надо выпить.

С трудом занявшись подсчетами, я выяснил, что прошло уже четыре дня со смерти Гарриет. Они показались мне вечностью.

– Мы все ее любили. За Гарри! Упокой, господи, ее душу! – поднял стакан Лисон.

Мы торжественно выпили.

– А теперь выпьем за Доминика, – продолжал он. – Пусть дьяволы утащат в ад крышу того дома, где нас с тобой плохо примут!

– А теперь за Шеймуса, – поддержал я. – Шеймус, я дарую тебе свою шляпу с широкими полями! Я не могу выразиться лучше.

– Я с удовольствием ее принимаю, мистер Эйр, – улыбнулся ирландец.

– Пожалуйста, – улыбнулся я в ответ.

– Эту ужасную старую покрышку? – заорал Фларри. – Неужели это все, что ты можешь ему предложить? Она годится только для похорон какого-нибудь нищего бездельника.

– Что напоминает мне… – вступил в разговор О'Донован.

– Молчи, Шеймус! – приказал бывший повстанец.

– Нет. Дай человеку сказать, – бессвязно пробормотал я. – Ему есть что поведать нам в данный момент.