Таким образом, Куракин становился свояком Петра, а его сын являлся двоюродным братом царевича Алексея, что в будущем сильно компрометировало бессменного «посла державы Российской».

Но особенно любила Евдокия единственного брата Абрама, который всегда держал сторону сестры и был поддержкой в ее несчастливой судьбе.

С легкой руки А. Толстого Евдокию принято считать невежественной, косной, чуть ли не убогой. Даже о ее выдающейся красоте говорить как-то забывали. Между тем именно красота девушки обратила на себя внимание царицы Натальи Кирилловны, рассчитывающей через более взрослую, чем сын, толковую и во всем покорную себе невестку еще более упрочить влияние на мужавшего царя. В переписке иностранных послов содержатся похвалы внешности Евдокии, хотя нельзя сказать, что она постоянно «была на публике». Но вот в Кремле устраивается огнестрельный праздник с грандиозным ночным фейерверком, и на нем, по воспоминаниям Патрика Гордона, присутствуют «вдовствующая царица Наталья Кирилловна, молодая царица и царевны, сестры Петра и Ивана Алексеевичей».

Сохранившееся изображение Евдокии представляет лицо вовсе не заурядное, отмеченное чувством собственного достоинства. На большинстве портретов она изображена в иноческом платье; по-видимому, они относятся к тому времени, когда власть и корону получил ее родной внук. Но Евдокия в молодости напоминает портрет М. И. Лопухиной, урожденной Толстой, кисти В. Боровиковского.

Стихи неизвестного современника относятся к изображению Марии Лопухиной, как и стихи Якова Полонского; но кажется, что писано это о Евдокии:

В отличие от Петра, впервые увидевшего невесту в день свадьбы, Наталья Кирилловна имела возможность досконально рассмотреть девушку, не раз приглашая ее с собой в «мыльню». И если пристрастная царица осталась довольна статями будущей невестки, та действительно была хороша.

Евдокия по тогдашним меркам была образованна — умела читать и писать. В ее письмах позднего периода обнаруживаются твердость, образность мышления, способность четко выражать свои убеждения.

Традиционный смотр царских невест не был устроен. То ли вторая семья покойного царя не располагала нужными средствами, то ли царица Наталья стремилась женить сына не мешкая.

27 января 1689 года была скромно сыграна царская свадьба. На невесте была легкая сорочка и чулки, красного шелка длинная рубаха с жемчужными запястьями, китайского шелка летник с просторными, до полу, рукавами. На шее — убранное алмазами, бобровое, во все плечи, ожерелье (воротник). Поверх летника суконный опашень со ста двадцатью финифтяными пуговицами, еще поверх — подволока сребротканая, на легком меху, затем мантия, тяжело шитая жемчугом. Пальцы были унизаны перстнями драгоценными, уши оттянуты звенящими серьгами. Коса переплетена множеством лент, на голове высокий, в виде города, венец.

Петр тоже ради подобного случая облачился в традиционную царскую одежду: «платье белое, кафтан верхний камчатой китайской, испод соболий, исподний кафтан камчатой же китайской; ожерелье соболье с запонками яхонтовыми и шитьем золотым, с конторгой (застежкой) рубиновой; на спине и груди — подоплеки узорчатые, шитые шелком и золотом; пояс золотой, осыпанный каменьями, на поясе конторги и калита (кошелек)». Наверное, смуглый черноглазый юноша был очень хорош в богатом белом праздничном платье.

Софья своим присутствием свадьбу не почтила — щедро отсыпала в подарок новобрачному кучу золотых червонцев и отъехала на богомолье.

После венчания и свадебного стола именитые гости проводили молодых в сенник — пристройку без земляного наката на потолке, — чтобы молодые легли спать не под землей, как в могиле.