– Хорошее качество, – отметил Гуров, разглядывая курносый нос, пару папиных черных глаз, острый подбородок и четко очерченные скулы. Над всем над этим – пепельные волосы такой же длины, как у матери.

– Образ на этой фотографии соответствует тому, что она представляет собой сейчас? – Полковник, хотел он того или нет, должен был общаться с парочкой, которой не терпелось выяснить, кто из них больший негодяй: тот, кто ходит в одиночку в театр, или тот, кто пьет.

– Добавьте серьгу в носу, – помог отец. – Дорогая, машина не ушла еще?

– Иваныч уехал. – Лена налила себе вина.

– Придется тебе обойтись некоторое время без водителя, – сообщил супруг.

– Садиться в старую «девятку» и рулить самой?! – воскликнула красавица, уносясь с бокалом в другую комнату.

– Ничего, она переживет, – отмахнулся Вербицкий. – Вот телефон моего шофера, зовут его Анатолий Иванович, нормальный мужик.

«Надеюсь», – подумал Гуров, забирая бумажку из рук папы.

– Вы спрашивали насчет дочери, – в гостиной снова появилась Лена, уже в шортах и майке. – Она любит ходить на концерты. Отсматривает все новые программы по Москве. Поймите правильно, я не имею в виду балет или театр.

– Это лучше, чем ничего, – прокомментировал Гуров. – Как только что-нибудь узнаю, обязательно позвоню. Я надеюсь, что и вы мне позвоните, если откроются новые обстоятельства. Здесь мои рабочие телефоны, вдруг по сотовому не дозвонитесь, – он протянул визитку Евгению Борисовичу.

– Мы очень на вас надеемся, – Вербицкий крепко пожал полковнику руку на прощание.

– Будем стараться, – полковнику не оставалось ничего иного, кроме как сжать руку папе чуть сильнее.

* * *

Анатолий Иванович действительно оказался нормальным мужиком: среднего роста коренастый дядька с пышными усищами и дежурной бейсболкой «Нью-Йорк Рейнджерс».

– Мне Евгений Борисович насчет вас звонил, – сообщил он, как только они поздоровались.

Ездила жена Вербицкого на черной «Волге». Совсем, совсем недурно. Теперь на ней покатается и товарищ полковник.

Гуров приехал на работу на «Волге», но даже это не подняло настроение. Ему предстояло разобраться с текучкой, накопившейся за неделю, а это радости не прибавляло. Четверг почему-то уже который месяц выдавался днем исключительно отвратительным. Он размышлял над этой проблемой и над тем, с чего начать: собрать подчиненных и провести разбор полетов по делу о покушении на жизнь главы банка «Москворецкий» – за неделю результатов никаких – или же потрясти народ по линии маньяка, на счету которого уже шесть девочек-подростков. Маньяк затаился, зараза. Правда, больше никто не гибнет, но вычислить его не могут. И здесь, как это ни парадоксально, сыщик просто вынужден думать о том, что рано или поздно произойдет очередное убийство и на этот раз будет свидетель, который точно опишет приметы преступника.

«Дрянная у меня работа», – подумал Гуров, но тут же поймал сам себя на слове. Не смог бы он так долго работать сыскарем, если бы не испытывал куража во время работы и чувства глубокого удовлетворения, когда ловил преступника или целую банду.

Открыв дверь кабинета, он с удивлением обнаружил, что, кроме Крячко, чей стол стоял напротив, в кабинете еще несколько человек. С минуты на минуту должно было начаться совещание, на которое Гурова никто не приглашал.

– Что за реорганизация? – Лев Иванович поздоровался со всеми присутствующими, последним был Крячко.

– Приказ Орлова, теперь я – большой начальник. Что там у тебя за дело такое?

– Извини, – Гуров крякнул для большей театральности и посмотрел сверху вниз на своего подчиненного, – я тебе могу сказать лишь то, что ждет меня работа не на день и не на два.