Вот так, посмотрев на девушку, невозможно сказать, является ли она дочерью Миши. В последний раз я видела Настю более десяти лет тому назад, когда приезжала поздравлять Таню с днем рождения. За прошедшие годы она выросла, сильно изменилась, из милой малышки превратилась во взрослую девушку. За это время внешность девочки могла радикально измениться. Исчезни Настя в двадцать лет и «воскресни» в тридцать, она была бы узнаваема, в сорок и пятьдесят тоже, но десять и двадцать сильно разнятся друг от друга, неизменным останется лишь цвет глаз. А теперь вспомним, сколько в России голубоглазых девушек?
– А я вас помню! – заулыбалась Настя. – Вы Маша!
– Попробуй еще раз, – старательно изображая добродушие, ответила я, – похоже, да не то!
– Даша! – хлопнула себя по лбу девица. – Маша ваша дочь! О! Теперь я и про туфли вспомнила!
– Туфли? – невольно повторила я.
Настя кивнула и пошла к плите. Походя она открыла шкафчик, вытащила банку с арабикой и, насыпая в джезву ароматный порошок, сказала:
– Мне постоянно сон снился, про розовые лодочки с цветочком! Вот я вас сейчас увидела, и как ракета в голове взорвалась. Вспомнила! Вы же их мне подарили! Купили Маше, а ей они не подошли!
Я порылась в памяти и извлекла из нее один эпизод. В приснопамятные советские годы я, постоянно озабоченная добыванием денег, пристроилась подрабатывать в объединение «Интурист». Взяли меня туда внештатно, рассчитывались со мной сдельно: пробегала неделю, получи за семь дней. Устроиться толмачом, сопровождающим иностранцев по Москве, в те годы было практически нереально, каждого кандидата под лупой изучало КГБ. С моими многочисленными разводами было трудно прошмыгнуть в элитное сообщество, но у меня имелось очень весомое преимущество – я в совершенстве владела французским языком. Если вы думаете, что все переводчики хорошо знают язык, то глубоко ошибаетесь. Очень часто они несут жуткую отсебятину, искажают фразы, неправильно передают их смысл, а уж сленгом владеют единицы.
Не так давно мне довелось присутствовать в Париже на вечеринке, которую устраивала некая фирма, связанная с производством труб. Так вот, один из хозяев банкета, слегка подвыпив, произнес тост:
– Ну, нам удачи и бабок побольше!
Переводчик‑француз на секунду завис, а потом лихо перевел фразу для своих соотечественников:
– Предлагаю выпить за дам!
Хорошо хоть, из чисто французской галантности, он не произнес: «Опрокинем рюмашку за старух».
Когда официальная часть торжества завершилась и народ начал наливаться алкоголем, я подошла к толмачу и сказала:
– Бабки – это деньги! Вы неверно передали смысл тоста.
Переводчик изумился:
– В смысле?
– Смысла нет. Слово «бабки» в данном контексте следует перевести как рубли или доллары, – пояснила я.
Француз выпучил глаза.
– Он предлагал выпить за шлюх?
– Нет, – сдерживая смех, ответила я, – за деньги.
– Старухи, которые продаются? – не врубался переводчик. – Тот русский геронтофил! О, ля‑ля! Однако он смелый человек, не всякий прилюдно признается в своих секс‑пристрастиях!
– Да нет! Он вел речь о валюте! – я упорно пыталась внедрить в мозг дурака правильную информацию. – Об ассигнациях! Средство расплаты!
– А при чем тут бабушки? – изумился переводчик.
Я махнула рукой и ушла. Бабушки здесь ни при чем, но если берешься за ремесло переводчика, то надо хоть изредка покупать книги и газеты на том языке, с которым работаешь.
Кстати, иногда меня поражают и пассажи в книгах. |