Веселым в этом день был, пожалуй, только Буланый. Столкнувшись с Андреем, он самым дружелюбным тоном спросил:

— А ты не находишь, что худой мир лучше доброй ссоры?

— Не нахожу.

«Теперь он мне завидует», — усмехнулся про себя Буланый.

— Что ж, пожалеешь.

— Ну, ну, — покачал головой Андрей. — Зачем меня пугать? И вообще тебе не мешало бы подумать, Семен, как жить без подлости. Это очень плохо кончается в наше время.

Буланый метнул на него косой взгляд, но промолчал.

Они столкнулись после конца работы у выхода из вокзала. Андрей поджидал Вальку Дубинина, чтобы вместе идти к Жгутиным.

Дверь им открыла Светлана. Она была в брюках и домашней кофточке навыпуск.

— Папа опять лежит, — грустно сказала она. — Опять с ним… В общем заходите.

Валька прошел вперед, а Андрей, задержавшись, взял девушку за руку.

— Ты что, Светка, а? Она опустила голову.

— Папу жалко…

— У тебя отец, которым гордится вся таможня, — строго и медленно сказал Андрей. — Его не надо жалеть. Его надо беречь.

Светлана подняла голову. Губы ее дрожали.

— Я знаю, Андрюша. Я же… все знаю.

Андрей, чувствуя, как грудь его переполняется нежностью к этой девушке, осторожно и ласково провел рукой по ее голове.

— Кто знает, Светка, все? И я не знаю. И ты не знаешь. Никто. А вот верить… Давай верить, а? Светлана слабо улыбнулась.

— Во что?..

— В самое-самое лучшее..

— Давай…

…Поздно вечером, когда Мария Адольфовна, зевая, улеглась в постель, Филин вызвал Москву.

Когда, наконец, ответил далекий голос Капустина, Филин весело сказал:

— Привет, Вадим Павлович. Не разбудил?.. А-а, ну, хорошо. Хочу узнать новости. Говорил?.. Та-ак, И когда же это будет видно?.. Так Малов сказал?.. Ничего себе. Вы же сами связываете мне руки!.. Что, что?! Да это такая же квашня, как наш бывший… Вы что, всюду таких понатыкать хотите?.. Я не нервничаю. Просто, знаешь, обидно. Слушай! Ведь ты же не пешка! Ты можешь в конце концов… Та-ак. Понятно. Ну, привет.

Филин повесил трубку и задумался, уставившись в одну точку. Лицо его еще больше обострилось, брови сурово сошлись на переносице.

За его спиной раздался встревоженный голос Maрии Адольфовны:

— Что он тебе сказал, Мика? Филин неохотно повернулся, взглянул на мать и, вздохнув, ответил:

— Не утвердили меня еще. Должны были, а не утвердили.

— Ах, все будет хорошо. Иди спать. Филин покачал головой.

— Все хорошо уже никогда не будет, — и он неожиданно зло скрипнул зубами.

Дом был деревянный, двухэтажный, с темным подъездом и широкой скрипучей лестницей. Как ни странно, он имел и «черный ход».

В самом дальнем конце квартиры, за кухней, коридор упирался в небольшую дверь. За ней оказалась узкая, захламленная лесенка, прямая, без площадок, к ней вплотную примыкала наружная стена дома из тонких досок. Видно было, что лестница эта и стена за ней сооружены много позже, чем сам дом. А выходила лестница на небольшой задний дворик, окруженный сараями. Между двумя сараями был проход, кончавшийся забором с выломанной доской. Дыра эта вела в соседний большой двор, ворота которого выходили уже на другую улицу.

Все это Засохо успел детально изучить в первый же день своего добровольного заточения. На улицу он выйти не осмеливался, но дворы позволил себе обойти, правда вечером, когда уже достаточно стемнело.