Дверь ему открыла госпожа майорша собственной персоной. Интеллигентное воспитание вечно не позволяло ей спрашивать, кто там, и потому она очень удивилась, увидев на пороге не мужа, которого, как сразу понял по ее лицу Быстрый Стас, она ждала уже давненько, а его старинного приятеля и сослуживца с букетом роскошных алых роз.

Мурашов галантно вручил ей букет, пылко приложился к ручке, расчетливо сделав поцелуй гораздо более длительным, чем того требовала простая вежливость, и с удовлетворением заметил, что госпожа майорша слегка раскраснелась. Мадам Постышева, несмотря на высшее образование, утонченные манеры и приверженность к театральным постановкам на сцене и в жизни, была, по мнению Мурашова, бабенкой в высшей степени аппетитной, и в другое время он непременно воспользовался бы отсутствием благоверного для того, чтобы уложить ее в постель и посмотреть, что же скрывается под этими манерами тургеневской барышни.

В успехе он не сомневался, но сейчас ему было не до того, и он прямо перешел к делу.

— А где же наш добытчик? — весело спросил он, располагаясь в удобном кресле майора Постышева и наблюдая за тем, как мадам Постышева ставит в глубокую вазу букет. Простое домашнее платье выгодно подчеркивало фигуру, мягко обрисовывая разные соблазнительные выпуклости, и Мурашов не отказал себе в удовольствии как следует пошарить по этим выпуклостям взглядом, пока мадам стояла к нему спиной. — Где наш охотник на мамонтов и собиратель кореньев? Я принес ему бутылку огненной воды из далекой Франции, и что я вижу? Фея домашнего очага скучает в одиночестве...

Глядя на грустную улыбку «феи домашнего очага», он совсем уже было решил, что дела могут подождать, но вовремя вспомнил про своих профессионалов. Получаса было бы достаточно на подготовительную стадию, но потом их неминуемо прервали бы.., нет, решил Мурашов, как-нибудь в другой раз. Это нужно сделать непременно, но не сегодня.

— Охотник где-то охотится, — с беспомощной улыбкой произнесла мадам, садясь напротив Мурашова и выставляя на обозрение свои в высшей степени аппетитные колени. Мурашов хотел сделать ей комплимент по поводу ее коленей, но передумал: разговор об анатомии мог завести его слишком далеко, а времени действительно не было. — Я и сама не знаю, где он, — призналась мадам. — По-моему, у него какие-то неприятности.

— У Петра? — поразился Мурашов. Он не боялся перегнуть палку: жена Постышева сама постоянно путала жизнь с театральными подмостками, и Быстрому Стасу иногда казалось, что она так и передвигается по жизни на котурнах, — У Петьки неприятности?! Что случилось?

Мадам Постышева плавным жестом положила ногу на ногу, но Мурашов почти не обратил на это внимания: разговор уже свернул в деловое русло, и всякие фривольные фантазии были временно забыты.

— Ах, я не знаю, — сказала она со вздохом и приложила к совершенно сухим глазам неизвестно откуда появившийся в руке надушенный платочек. — В четверг вечером мы вернулись с выставки, он был такой веселый, заботливый, подарил мне цветы... А потом позвонил куда-то и очень расстроился. Представляете, он даже на меня накричал.

— Это просто невозможно представить, — с самым серьезным видом сказал Мурашов.

— Поверьте, я не лгу, — ответила она и снова промакнула невидимые миру слезы. — Он долго звонил разным людям, потом зачем-то рылся в книжном шкафу, рассыпал книги, опять нагрубил, а потом просто ушел.

— И ничего вам не сказал? — с преувеличенным сочувствием удивился Мурашов. — Да как же это он, я просто не понимаю!

— Представьте, я тоже, — ответила она и поменяла ноги местами — на этот раз гораздо более медленно и плавно, чем прежде.