Оранжевые жилеты стягивались вокруг места перестрелки плотным кольцом, и среди них тут и там уже начали мелькать камуфляжные комбинезоны и каски с прозрачными лицевыми щитками. На столбах ожили громкоговорители, предлагая всем без исключения сдаться и не валять дурака. Умный Багор, раньше других заметивший опасность, ухитрился отстать от своих людей и нырнуть под вагон, затаившись между рельсов. Убедившись, что все пропало, он ужом пополз под вагонами туда, где осталась его машина. Он знал, что уйдет, как бы ни складывались обстоятельства, — таково было его кредо, и до сих пор майору Багрянцеву всегда воздавалось по вере его. Он был слишком умен и ловок, чтобы попасться, как мелкий уголовник, в заброшенный ментами частый бредень, и ему, как всегда, удалось уйти. Правда, в тот самый момент, когда он уже собирался покинуть свое убежище и напрямую броситься к машине, до которой оставалось не более двадцати метров, в поле его зрения вдруг возникли ноги, одетые в камуфляжные брюки и высокие армейские ботинки, а в следующее мгновение рядом с ногами появилось побагровевшее от прилива крови широкое, немолодое уже лицо и плечо с выглядывавшим из-под края бронежилета подполковничьим погоном.

Выцветшие, с розоватыми белками глаза начальственно взглянули на него сквозь прозрачное забрало, выпяченные губы шевельнулись, но слово не успело родиться, потому что Багор всадил пулю прямо в середину прозрачного лицевого щитка. Забрало треснуло, и на нем появилось оплывающее красное пятно, как будто подполковник обильно срыгнул свекольным соком. Хлопок выстрела бесследно растворился в постепенно затухающей трескотне идущей на убыль перестрелки, а подполковник ничком разлегся на щебенке, повернув к Багру потерявшую прозрачность лицевую пластину шлема.

— Гондон штопаный, — хрипло сказал ему Багор и выскользнул из-под вагона.

Его все-таки заметили, и, когда он боком упал за руль своей машины, тонированный триплекс лобовика вдруг сделался непрозрачным и словно взорвался, окатив салон дождем мелких стеклянных призм. Лежа на боку, Багор врубил заднюю передачу и с места дал полный газ, с треском вломившись задним бампером в какой-то гнилой дощатый забор. Забор медленно, со странным достоинством завалился, Багор тормознул и, вынырнув из-под приборного щитка, выстрелил навскидку. Настырный автоматчик, со всех ног бежавший к машине в расчете на легкую добычу, остановился как вкопанный, уронил автомат и упал на спину, В следующее мгновение автомобиль Багра, дважды тяжело подпрыгнув, перевалил через тело, круто развернулся и устремился прочь от места перестрелки.

— Поднажми, — сказал позади Багра полузнакомый голос. — Видишь, оружие увозят.

Багор вздрогнул и попытался обернуться, но холодный ствол пистолета уперся ему в щеку и вернул его голову в исходное положение.

— На дорогу смотри, — посоветовали сзади. — Не хватало еще, чтобы ты нас перевернул, недотыкомка.

Багор бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и увидел две физиономии, знакомые ему еще с позапрошлой ночи.

— На дорогу, морда, — повторил молодой и опять ткнул его пистолетом.

— Козлы, — упавшим голосом произнес Багор и стал смотреть на дорогу. Он увидел, что метрах в пятидесяти впереди него, тяжело мотаясь на ухабах, с бешеной скоростью мчится так и не догруженный до конца трейлер. Незакрепленный брезент хлопал на ветру, и всякий раз, когда он задирался кверху, в глубине кузова можно было рассмотреть скачущие вверх-вниз сине-белые ящики из-под бананов.

— Наддай, родимый, — сказал Подберезский. — Плачу три счетчика! Видишь, уходит.

— А мне-то что? — кривя рот, спросил Вагор. — Пусть за ним менты гоняются,.

— Послушай, приятель.