Стивенсон был отличным деловым партнером по двум причинам: у него были деньги и он выполнял то, что обещал. Прайн питал большое уважение к доллару. И он не допускал мысли о том, что кто-то, пользуясь своим опытом, умом или правом, мог указывать ему, что он должен делать.

— Лично мне никто не звонил? — спросил Прайн.

— Нет, никто.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Ты все время был здесь?

— Смотрел программу по телевизору, — ответил Стивенсон.

— Я жду звонка.

— Сожалею, но звонков не было.

Прайн нахмурился.

— Ужасная программа, — сказал Стивенсон.

— Только первые тридцать минут. После Харриса другие гости выглядели глупее, чем они на самом деле. Были звонки от зрителей?

— Около сотни, все благоприятные. Ты веришь, что он действительно видел происходящее убийство?

— Ты слышал детали, которые он описал? Цвет ее глаз? Ее имя? Он убедил меня.

— Пока жертва не будет найдена, ты не узнаешь, точны ли были детали.

— Они были точными, — произнес Прайн. Он допил свой коньяк и вновь наполнил стакан. Он мог выпить изрядное количество виски и не опьянеть. Ел он также неимоверно много, но не полнел. Он постоянно был охоч до молоденьких хорошеньких женщин и обычно забирался в постель с двумя сразу. Он был не просто мужчиной средних лет, безуспешно пытающимся продлить свою молодость. Ему жизненно необходимы были виски, еда и женщины — и все это в огромных дозах. Большую часть своей жизни он боролся со скукой, глубокой и постоянной обыденностью, царившей в окружающем мире. Энергично шагая и потягивая свой коньяк, он произнес:

— Зеленоглазая женщина по имени Эдна... Он прав. Мы прочтем об этом уже в завтрашних газетах.

— Ты не можешь знать...

— Если бы ты сидел рядом с ним, Пол, у тебя не было бы сомнений в этом.

— Но не странно ли, что его видения появились тогда, когда ты пытался уличить его?

— Уличить в чем?

— Ну... в том, что он брал деньги.

— Если даже он когда-либо и получил больше денег, чем просто компенсация его расходов по работе, то у меня нет доказательств, — сказал Прайн.

Сбитый с толку, Стивенсон спросил:

— Тогда почему ты занимался им?

— Я хотел сломать его, представить лепечущим, беззащитным дураком, — улыбнулся Прайн.

— Но если он не был виновен...

— Он виновен в другом.

— В чем?

— Ты узнаешь об этом.

Стивенсон вздохнул:

— Ты наслаждаешься унижением тех, кого приглашаешь на телевидение.

— Конечно.

— Но почему?

— А почему бы и нет?

— Это дает чувство власти?

— Не совсем, — откликнулся Прайн. — Я наслаждаюсь тем, что выставляю их дураками — политиков, священников, поэтов, философов, бизнесменов, генералов и адмиралов. Большинство людей — глупцы. Я показываю сидящим у телевизоров, что их лидеры такие же тупоумные, как и они сами, — он отхлебнул немного коньяку. Когда он снова заговорил, его голос стал жестче: — Может, когда-нибудь все эти идиоты перегрызут друг другу глотки и оставят мир тем немногим из нас, кто может оценить его.

— О чем ты говоришь?

— Разве я говорю не по-английски?

— Ты говоришь с такой злобой.